Читаем Я - Русский офицер! полностью

— Ну ты, коза драная! — вдруг услышала Светлана Владимировна у себя за спиной. — Что ты, сучка, тут сырость разводишь!? На общак, кто хавчик будет отстегивать? — спросила Клавка, держа руки на своих объемных бедрах.

Светлана обернулась и увидела воровку Клавку.

Клавка, баба лет сорока, была воровкой и уже не раз сидела тюрьме за кражи. По своей наглости и внутренней сути лидера, держала она в своей власти всю камеру, исполняя в тюрьме роль эдакого бабского «пахана». Клавку никто в камере не любил за её сквалыжную и стервозную натуру, однако все уголовные держались её круга, ища с ней дружбу.

Светлана глубоко вздохнула и, осмотрев взглядом передачу, отложила в сторону две луковицы, одно яблоко и головку чеснока. Все остальное аккуратно и не спеша завернула обратно в узелок и отодвинула с глаз долой, спрятав под свою подушку.

— Возьмите это, Клава, — сказала Краснова, протягивая воровке часть передачи.

Клавка, выплюнув на пол окурок папиросы, схватила то, что давала Светлана и тут же заорала на всю камеру, будто ее обокрали.

— А что, сука, «бациллу»-то затарила!? Мы тоже люди, и нам тоже хочется кишку жирами побаловать! Новый год на носу, а она, сука, от нас сало тарит!

Светлана, повинуясь напору Клавки, потянулась к узелку, чтобы достать сало, но тут произошло самое интересное…

С одной из нар, на пол спрыгнула молодая женщина по имени Ольга. Ольга была, как и Светлана, женой какого-то офицера из пулеметной школы, арестованного НКВД по навету. Ольга, ничего не говоря, схватилась за шконку, как-то странно вывернулась, и ногой нанесла такой удар в челюсть воровке, что Клавка, оторвавшись от пола, рухнула без чувств, теряя все то, что дала ей Краснова.

Блатные, видя, что в хате назревает переворот, повскакивали с нар с желанием пресечь его, но яростный взгляд Ольги, да животный собачий оскал ее красивых белых зубов, остановил их в начале своего пути.

— Ша, чмары! Брысь по пальмам! А то я сейчас вашими харями буду асфальт драить! Вы у меня сейчас на всю оставшуюся жизнь жиров нажретесь! — сказала Ольга, скаля свои зубы, словно разъяренная овчарка.

Взяв за шкирку валяющуюся на полу воровку, она подтянула её к тюремной параше и, держа за волосы, несколько раз ткнула лицом в грязное очко тюремного унитаза. — Кто из вас, Жучки, дернется, я каждую из вас вот так законтачу на параше! — сказала она и отпустила Клавку.

Видя, что в камере назревает конфликт, бабы, толкая друг друга, соскочили со своих нар.

Политические, словно по команде, встали стеной напротив воровок, держа в своих руках заточенные алюминиевые ложки. Блатных воровок было меньше, чем политических, поэтому вступать в открытое столкновение они не пожелали, и тут же ретировались в свой угол, обсуждая смену «власти».

— Ша, бабоньки! Нам еще тут кровопролития не хватало, — сказала Ольга, держа свои руки на бедрах. — Объявляю всем новый порядок! Теперь я буду смотрящей за этой хатой. С сегодняшнего дня никаких разборок в камере не будет. Общак будем пополнять добровольно и без всякого принуждения. Чай мы люди, а не стадо голодных крыс!

Ольга смело расхаживала по камере, пока не зачитала все те порядки, которые по её разумению были более человечными и гуманными.

Тем временем, Клавка очнулась. Видя, что она лежит на параше, воровка завыла, словно волк на луну. Её контакт с тюремной парашей навсегда перевел ее в разряд изгоев, а вся дальнейшая уголовная карьера разрушилась в один момент, словно карточный домик.

Разве она могла представить, что вот так, из авторитетной воровки, она по своей алчности, вдруг превратится в опущенную чуханку (как говорят урки).

Контакт с тюремным унитазом, раз и навсегда перевел её в разряд опущенных. По законам тюрьмы, ей после этого не позволено было близко приближаться ни к авторитетным «жучкам», ни к общаковому столу. Смириться со своим униженным положением, блатная Клавка не могла, да и по законам лагеря, просто не имела права. Обидчик должен быть наказан, хотя это уже ничего в тот момент и не решало.

Где-то из-под чугунного рукомойника, где никогда не было рук вертухаев, производящих «шмон», она вытащила стальную заточку и с бешеными глазами и ревом львицы, бросилась на Ольгу, желая мести.

Её удар непременно должен был достичь Ольгиной спины и пронзить обидчицу в самое сердце. Бабы, видя этот выпад, просто оцепенели от ужаса, но в последний момент Ольга изогнулась словно змея, и как-то странно выскользнула под ее руки, уйдя от летящего на неё «пера».

Клавка, не рассчитав силы, по инерции проскочила мимо неё, растянувшись на полу еще более униженной, чем пару минут назад. Уже под дружный гогот подследственных женщин, она не спеша поднялась и, отряхнувшись от табачного пепла и пыли, вновь со всей яростью бросилась на Ольгу. Правда, заточка только скользнула по плечу обидчицы, так и не причинив ей вреда.

Ловким движением Оля схватила воровку за растрепанные волосы и с мужицкой силой потянула на себя, прижимая ее к бетонному полу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза