Читаем Я - Русский офицер! полностью

— Хорош гоношиться! Тоже мне знаток! Вставай, погоняем мячик! — ответил Синица и толкнул в бок Валерку.

Валерка, не поднимаясь с бревна разжевал кончик гильзы папиросы и, приклеив её на ноготь указательного пальца, вслепую щелчком отправил окурок в полет:

— На кого Бог пошлет, — сказал он и резко поднялся, придерживая рукой кепку.

Окурок, наполненный слюной, после сильного щелчка взлетел в воздух и, описав дугу с каким-то странным чваканьем, шлепнулся на поношенный ботинок Ферзя.

— Ты, че, сученок, рамсы попутал? Я тебе сейчас как по дюнделю заеду! — заорал стародавний враг Фескин и уже приготовился к драке, закатав рукава своей полотняной рубахи.

— Да хорош Ферзь, наезжать на него, Червонец же не видел тебя, — сказал Синица, заступаясь за друга.

— Ты, конопатый, форточку свою прикрой. Не с тобой базарят, фраер дешевый. Видел, не видел — мне по-хрен! Его бычок, вон как прилип к моему ботинку и ему отвечать за это…

Ферзь подошел поближе и поставил перед Валеркой свой ботинок, на котором и впрямь торчал приклеившийся окурок.

— Вытирай козел! — сказал Ферзь, и грозно сжал кулаки.

В эту минуту Валерка понял, что Ферзь просто хочет унизить его в глазах пацанов.

Ботинки Фескина чистотой особой не блистали, и даже этот окурок не мог испортить их потрепанного вида. Парни, с интересом глядя за происходящим, собрались полукольцом за спиной Фескина, и над поляной воцарилась тишина.

— Я сказал, вытирай! — вновь повторил Фескин, уже конкретно заводясь на драку.

Валерка ехидно взглянул на Ферзя снизу вверх, и разжался, словно пружина так быстро, что Фескин даже не сообразил, как кулак Червонца, что было сил, впился в его пах.

Нестерпимая тупая боль пронзила все тело Ферзя. Он, задыхаясь, выпучил свои глаза и схватившись за низ живота, упал в пыль около бревна. Скрючившись и мыча от боли, Ферзь стал кататься по земле, изрыгая из себя проклятия и угрозы в адрес Валерки.

В то самое мгновение все поняли, что Червонец уложил Ферзя одним ударом. Краснов не дал себя унизить в глазах дворовых пацанов и этим мгновенно снискал себе еще больше авторитета и уважения.

Пока Фикса отходил от побоев, Валерка, как ни в чем ни бывало, достал из сумки мяч, подаренный ему немецкими летчиками, и с видом победителя красиво пнул его, окончательно утверждая превосходство ума против грубой силы.

— Каторжане, держи «пузырь»! — заорал он, и мяч красиво взлетел над поляной. А завороженные полетом пацаны, замерли в полном непонимании. Мяч красивый, кожаный, словно птица, на мгновение завис в воздухе и, упав на землю, вновь подскочил. Он был настоящий, и это было уже чудо…

— Ура, ура, ура! — заголосили пацаны, и бросились ловить подпрыгивающий по полю фашистский «пузырь», в который с первого раза влюбились все ребята нашего двора.

В эти минуты им было все равно, что испытывал Ферзь, валяясь в пыли около спортивной «трибуны». Власть рыжего Ферзя над ребятами в одно мгновение рухнула, словно карточный домик.

Теперь властью над компанией был футбольный кожаный мяч, от которого невозможно было даже оторвать свои взгляды. Это был подарок судьбы, и он в одно мгновение объединил тогда всех ребят в дворовой команде. По случаю торжественного вброса нового «пузыря», как называли мальчишки мяч, сразу же состоялась дружеская игра. В ее азарте и бушующих страстях, никто и не заметил, как ушел Саша Фескин. Никто тогда даже и не вспомнил о нем. Футбол закружил ребят в своем вихре, словно торнадо и никому не было дел до побитого «дворового короля», который еще недавно имел среди всей шпаны власть, основанную на силе.

Вот так, одним ударом Краснов Валерка, стал настоящим героем дня и окончательно избавил ребят от деспота Фескина, объединив вокруг игры целые улицы, некогда сходившиеся друг с другом только в кулачных сражениях…

Арест

Новость об аресте Ферзя застала Валерку на летном поле. Как только, спустившись по крылу У-2, он спрыгнул на землю, в этот самый миг увидел, как через все поле стремглав бежит Синица. Его видавшая виды, залатанная шотландка, словно флаг развевалась по ветру, обнажая напряженные мышцы упругого пресса.

Не добежав до Валерки нескольких метров он, задыхаясь, завопил еще издалека:

— Червонец, Фиксу нашего, легавые повязали вместе с бандой Вани Залепы! Говорят, что они кассира с авиационного завода завалили, когда тот из банка получку нес…

Отстегнув замки парашюта, Валерка, было, собрался бежать, но командирский и властный голос инструктора-лейтенанта, остановил его.

— Курсант Краснов — стоять! Ты, куда змееныш, намылился, мать твою, ежики-лысые…!? Что за посторонние на летном поле во время учебных полетов? — обратился он к Синице.

Синица, стоя в позе «вратаря», уперся руками в колени. Он настолько глубоко дышал, что слюна белой пеной произвольно стекала по его подбородку, и у него не было сил даже вытереть её.

— Он сейчас оклемается и уйдет товарищ лейтенант, — сказал Валерка, вступившись за Синицу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза