Я русский солдат! Годы сражения

О. Журавлёва – Добрый вечер. Здравствуйте, Александр Андреевич. Ну, во-первых, вопрос такой от Несогласного: «Александр Андреевич, согласны ли вы с очевидной истиной, что Путин – это очень сильно разбогатевший Сталин?»

А. Проханов: – Ну, быть может, конечно. Иосиф Виссарионович оставил после себя стоптанные валенки и великую страну. А Путин получил в наследство, действительно, разоренное и уничтоженное государство, практически государство, не имеющее власти. И все оставшееся ему политическое время он использовал для того, чтобы создать это государство. Одновременно с этим он, по-моему, хорошо научился жить.

О. Журавлёва – Ну, то есть вы согласны с тем, что он достаточно состоятельный все-таки человек?

А. Проханов: Я думаю, что да, конечно. Об этом все говорят. И я думаю, что сам он тоже не является пуританином. Он об этом тоже, может быть, впрямую не заявлял, но все, что он нам демонстрирует, стиль жизни, говорит о том, что он любитель хорошо пожить.

О. Журавлёва – Гедонист, так сказать.

А. Проханов: – Ну, может быть, не гедонист. Он плейбой. Вот кто он. Он плейбой.

О. Журавлёва – Хорошо. Вот, кстати, можно сказать, в продолжение темы личности Путина. Илья нас спрашивает: «Как вы относитесь к люстрации?» А вот что-нибудь изменилось бы у нас, если бы в 90-е годы прошла люстрация сотрудников спецслужб, всяких одиозных судей, кого-то еще?

А. Проханов: – В общем, я за это.

О. Журавлёва: – Да?

А. Проханов: – Да. Во-первых, мы бы не получили это чудовище – Ельцина.

Первый, кого бы, видимо, выдавили бы из власти, из политики, стал бы Ельцин, и не было этого косматого, страшного зверя, который правил в российской политике на протяжении вот этих первых чудовищных 90-х годов. Я думаю, что уже одно это, по существу, оправдало бы эти меры.

Я думаю, что комитетчики получили бы по заслугам.

О. Журавлёва – Так? Но ведь тогда бы и Путина прекрасного бы не было.

А. Проханов: – Комитетчики. И Путина не было бы тогда, и его, наверное, супруги не было, и дворцов бы не было, и нас с вами бы не было. Там огромная система последствий, если бы это произошло. Не было бы комитетчиков, которые, конечно, продали свою Родину – Советский Союз, которые в момент, когда глумились над их кумиром, над Дзержинским на площади, ни один из них не выставил СВД из окон Лубянки (все окна горели) и не выстрелил в глумителей над этим кумиром, над божеством комитетчиков. Все они – трусы.

О. Журавлёва – Вы кровожадный.

А. Проханов: – Все они – трусы и предатели. Они созданы были для того, чтобы защищать государство.

О. Журавлёва – Да ладно. Александр Андреевич, вы тоже не ходили с плакатами в защиту, я не знаю, православных христиан и духа русского.

А. Проханов: – Когда?

О. Журавлёва – Вы тоже работали себе спокойно в журналах, писали про социалистическое строительство.

А. Проханов: – Когда, когда? Вы просто ничего обо мне не знаете.

О. Журавлёва – Мне о вас очень много рассказывали.

А. Проханов: – Да? Тогда милости прошу в мое прошлое, и мы с вами раз 15 или 17 съездили бы на афганскую войну, а три раза съездили бы…

О. Журавлёва – Одно другому не мешает. На афганскую войну кто попало не ездил из журналистов, правда же?

А. Проханов: – Нет, я думаю, что на афганскую войну ездили те, кому это было интересно. Большинство журналистов ездили в Париж в это время, во Францию.

О. Журавлёва – Те, кому было интересно, те ехали в Париж?

А. Проханов:– Конечно. Те, кому было интересно, все наши писатели – и Вознесенский, и Евтушенко – отправлялись в Европу. Я слонялся по окраинам мира, где постреливали. Так что спокойно я не прожил эти годы, слава тебе, господи.

О. Журавлёва – Так, хорошо. Вам люстрация не грозит.