Я русский солдат! Годы сражения

А. Проханов: – И она вся посыпалась. И она будет сыпаться, сыпаться, сыпаться. Это во многих вызывает иронию, в других – раздражение, в четвертых – снобистское презрение к этой глупости. А во мне это вызывает страх. Потому что этот абсурд, эта путаница, этот хаос и эта хаотизация всех пространств – политического, экономического, культурного, военного, философского – таят в себе какую-то страшную угрозу, которая может мгновенно возникнуть и сдуть все эти пипифаксы, весь этот прах, всю эту труху. То есть возникает ощущение предвоенного чего-то, чего-то грозного предвоенного.

Помните стихи Пастернака: «А в наши дни и воздух пахнет смертью. Открыть окно, что вены растворить»? Вот это ощущение присутствует. При всей веселости, при всей игривости и при всей злобной смехотворности, то, что взбухает, например, на Ближнем Востоке… Такое ощущение, что по минутам эта ртуть там накаляется, и может всё к чертовой матери рвануть. То есть назревает какая-то огромная катастрофа, может быть, вселенская. И она, назревая, уже не рассосется. И поэтому вот этот абсурд – это, по существу, поведение животных, социальных животных (а люди – социальные животные), которые чувствуют вибрации, вибрации приближающейся беды. Отсюда и паника, паническое поведение каждого из нас и всех нас вместе взятых. Вот я это рассматриваю как-то так. Это симптоматика какой-то огромной беды, которая при дверях. Кончилось веселье 90-х, кончился прагматизм 2000-х. И мы перед лицом чего-то очень грозного. Грозного и беспощадного. У меня такое ощущение.

О. Бычкова: – Чего грозного?

А. Проханов: – Не знаю. Какой-то крах. Вселенский, региональный, национальный. И вот этот крах движется как оползень, и против него нет противоядия. Этот оползень не укрепить ни бетоном, ни законодательством.

О. Бычкова: – Против него нет противоядия, потому что непонятно, откуда он движется и что может сделать?

А. Проханов: – Ну, есть роковые явления. Вот история – она роковая. Политтехнологии – они временные. Политтехнологии – это попытки управлять историческим процессом, которые удаются довольно часто, но удаются на коротких промежутках времени. Политтехнологии не могут управлять историей как таковые. История прорывается сквозь политтехнологии. И с историей ничего не поделать. Ничего не поделать с историей – она все равно прорвется и грохнет.

Что это такое, я не хочу гадать… Я не Пифия, я не могу сказать, будет ли это скорая бомбардировка Ирана, будет ли это ответ Ирана по Израилю грязной бомбой или просто шарахнет две тысячи ракет.

О. Бычкова: – А у нас-то? У нас-то? До нас же тоже как-то это в своих формах доносится?

А. Проханов: – Так это движется все на нас. Вот смотрите, что произошло за последнее время: Тунис пал у нас на глазах, Египет пал на глазах. Ирак…

О. Бычкова: – Кто-то считает, что, наоборот, встали с колен.

А. Проханов: – Ирак разгромлен, Ливия разгромлена. Сейчас Сирия. То есть идет бульдозер, он чистит вот это огромное континентальное пространство Северной Африки. Вот этот грейдер протаскивает энергию западной силы туда, в Среднюю Азию. Удар будет направлен в среднеазиатские пространства – туда, где зыбкие, хрупкие и несостоявшиеся государства, такие, как Сирия, как Казахстан, как Узбекистан. Там все кипит. Все это взорвется. И это все рядом с нами. Тут же Кавказ. Посмотрите, что на Кавказе творится.

О. Бычкова: – А вот на Кавказе странная история, кстати, творится между Чечней и Ингушетией, которые теперь делят территорию, прокладывают границу, и Чечня говорит о том, что два района должны быть у нее. Ну, как бы известно, что это за районы, но, тем не менее, откуда это вдруг вот сейчас так резко вылезло?

А. Проханов: – Вот отсюда и оттуда. Я сказал.

О. Бычкова: – Но эта история же не новая сама по себе, в общем?