Я русский солдат! Годы сражения

Почему так мало заводов? Почему так мало новых самолетов? Почему так мало скоростных поездов, мчащихся со скоростью 400 км/час? Почему мало интеллектуалов? Почему в стране нет Нобелевских лауреатов? Почему не пишутся великие картины и не пишутся новые оперы? Почему вся дрянь, мерзость, какие-то мюзиклы, почему этот политический мюзикл вместе с Жириновским длится такое количество лет?

М. Королёва: — Вот уж, действительно, лучше было говорить о погоде. Но все-таки я у вас почувствовала некий такой оппозиционный задор, некое раздражение, которого, как я понимаю, у вас не было, когда вы находились, скажем, на Валдае и там присутствовали при всех этих дискуссиях. И я видела в том числе и ваше фото на Валдае. Как-то никакого раздражения против того, что там говорилось и происходило, в вас вроде бы не было. Или нет?

А. Проханов: — Не было, не было, нет.

М. Королёва: — Вам все нравилось?

А. Проханов: — Там было все другое. Потому что я восхищался архитектурой этого валдайского форума. С какого-то момента, может быть, со второй половины первого дня я понял, что передо мной воздвигается какое-то величественное сооружение. Я еще не понимал, какое. Я видел, как в это сооружение вставляются конструкции, фермы, балки, подставляются столпы, вешаются консоли. Передо мной прошел сначала парад алле губернаторов и глав республик, потом возникли удивительные монастырские стены и наши церковные иерархи, а вместе с ними раввины и муллы. Потом передо мной протекли колдуны и волшебники нашей внутренней политики, глава кремлевской администрации, лидер департамента по внутренней политике. Потом восхитительно и сложно выступал Лавров, министр иностранных дел, и министр обороны Шойгу. И я понял, что здесь решается…

М. Королёва: — То есть это всё не производило на вас впечатления перестоявшего холодца как в случае с графой «Против всех»?

А. Проханов: — Нет-нет-нет. Я видел, как сооружается вот это политическое здание, огромная Вавилонская башня сооружается.

И потом была панель, то есть был подиум, на котором я дебютировал.

М. Королёва: — Вы были на панели, Александр Андреевич?

А. Проханов — Ну, не на той, на которой бывают наши с вами общие знакомые. Но это так называлось. И мы сидели с Кудриным и с Карагановым, и вели полемику об образах будущего России.

И потом, когда это завершилось, я понял, что этот форум постепенно превращается в амвон. И на этом амвоне…

М. Королёва: — В амвон?!

А. Проханов: — В амвон.

М. Королёва: — Боже ты мой!

А. Проханов: — И на амвоне выступил проповедник. Он вылетел на этот амвон легкий, светящийся, восхитительный, опьяненный своим успехом, сверкая очами. Зал замер…

М. Королёва: — Кто бы это мог быть, Александр Андреевич?

А. Проханов: — Это был наш президент. Это был наш президент Владимир Владимирович Путин. И он произнес свою потрясающую речь, которая большую часть собравшихся там людей внутренне напугала, потому что там большинство было людей, которые собрались со всех континентов. Очень много было американцев, американистов, европейцев, французов. И то, что он сказал там, конечно, должно было их напугать. И поэтому в рефлексах, в комментариях по поводу этой речи все время присутствовал либо внутренний страх, либо замалчивание.

М. Королёва: — А вы были очарованы?

А. Проханов: — Я был… Я не был очарован, я с упоением разгадывал этот огромный иероглиф, вот этот огромный знак, огромный наскальный рисунок, который был предо мной начертан.

М. Королёва: — Хорошо. Давайте о вашем упоении мы продолжим…

А. Проханов:

— Это о вашем упоении.

М. Королёва: — Нет, это ваше упоение.

А. Проханов: — Я не из тех, кто упивается, имейте в виду.

М. Королёва: — Ну как это? Вы же сами сказали «с упоением».

А. Проханов: — Я не запойный, нет.