– Смотри, кого я принёс! – я шлёпнулся на колени и осторожно выпустил тигрёнка. – Я его в лесу нашёл. Его маму убили браконьеры и теперь у него тоже никого нет. А один он не выживет. Слишком маленький.
Тигрёнок жалобно поскуливал, настороженно озираясь, и мелко дрожал. Ему было очень страшно. Юльшай неуверенно посмотрела на меня.
–
– Я бы забрал, – вздохнул я. – Да, ведь, он совсем ещё мелкий. Ему мама нужна. Ну, или старшая сестра, на крайняк. А я мамой быть ну никак не могу. Пацаном родился. Юль, давай, ты побудешь его мамой, пока он не подрастёт?
Юльшай подошла, осторожно обнюхала мелкого, лизнула. Тигрёнок обалдело мяукнул, потом, видать, что-то в его памяти всплыло родное, и он, с радостным писком "мама!" ринулся к рыське. Тут уж Юльшай не устояла, обнюхала новоявленного "сына" как следует, тихо муркнула что-то ласковое и принялась вылизывать.
– Ой, я же ещё зайца принёс! – вспомнил я и полез в рюкзак. – Смотри, какой жирный! Я для тебя поймал. Тут, наверное, и тигрику достанется.
Выудил тушку, завёрнутую в целлофан, чтобы не испачкала рюкзак, положил на пол, развернул. Голодные зверята налетели на мясо в миг. Кажется, одного зайца будет маловато. Ну, да, ничего. Для начала хватит и этого. Юлька месяц не ела, ей много сразу нельзя. По себе знаю.
–
– Не, на этот раз не сбежал, – я улыбнулся. – Я про тебя ему рассказал. И дядя не стал меня ругать. И даже разрешил тебя навещать. Только с обещанием, что я не буду уходить один. В лесу сейчас очень опасно. Браконьеры! Дядя сказал, что скоро их всех поймают и тогда будет можно спокойно охотиться.
–
– Я с другом, – кивнул я. – Но здесь его нет. Он в лесу. Я попросил его подождать меня там.
–
– Двадцать три, – честно ответил я.
–
– А, ты это дяде скажи! – рассмеялся я. – Он быстро объяснит, когда и как взрослыми становятся и сколько мне ещё учиться, чтобы дожить до этого счастливого момента! Мне иногда кажется, что он будет считать меня ребёнком до самой старости! Причём, моей!
–
– Ну, как сказать, – я пожал плечами. – Иногда строгий. Может так наподдать, что ой-ей-ей! А вообще, он меня любит. Так получилось, что у него нет своих детей. Пока нет. А когда папа умер, он вообще меня сыном считать стал. Только я это все не сразу понял. Поначалу я все бунтовал и не слушался. То в лес убегу, то натворю что-нибудь. Однажды на кухню пробрался и попортил весь запас мяса. Я-то наелся, а дядя голодным остался. А в другой раз я ему дохлую мышь подложил в суп! Вот уж у него лицо вытянулось, когда он супчик зачерпнул! – я вздохнул. – Я тогда не понимал ещё многого. Не понимал, что папу уже не вернуть. Что дядя обо мне заботится точно так же, как папа. И что как раньше уже никогда не будет. Тогда мне казалось, что весь мир чужой и страшный. И что дядя пришёл оттуда, из того, страшного мира, в котором нет уже папы. Мне понадобился целый год, чтобы привыкнуть к новому миру, к дяде. Даже со своими старыми друзьями я долго не виделся и мне казалось тогда, что они стали какими-то другими. И пришлось с ними заново знакомиться. Но потом я понял, что тогда изменились не они, а я сам. А они остались такими же, как раньше.
–
– Не знаю, – хмыкнул я, отвлекая её от невесёлых мыслей. – Я тебя раньше не знал. Но, наверное, да, изменилась. И ещё изменишься, пока будешь расти. Юль, а можно я тут приберусь немного, а? Вон, пол грязный какой, на него мясо класть страшно.
– Ну, мне пришлось научиться, – признался я. – Ведь мама всегда далеко и мы с папой все делали сами. И готовили, и вещи стирали. И убирались тоже.
–