– А вот это только от вас зависит! Понравитесь Фурцевой, завоюете ее доверие, тогда может она и посмотрит сквозь пальцы на ваши дальнейшие выкрутасы. Но для этого нам что надо?! – грозно вопрошаю я музыкантов. И сам же отвечаю – показать Екатерине Алексеевне сбалансированный репертуар группы! Чтобы там были разные песни.
– И патриотические?
– И патриотические тоже. Они ведь разные бывают, можно же и без скучной «чуши» обойтись – поддразниваю я Петра. Найдите-ка мне простую гитару. А ты, Николай, бери свою, будем подбирать аккорды. Я напою, а ты попробуешь подыграть мне. Готов?
Солист берет инструмент, кивает. И я тихонько запеваю, стараясь петь душевно и без пафосного надрыва:
Николай пытается брать аккорды, а мой голос набирает силу ко второму куплету:
Остальные «машинисты» слушают, открыв рты:
– Слушай, а ведь шикарная песня, и без дурацкого пафоса… – Петр ходит кругами вокруг нас – За душу точно трогает. А что, есть такая деревня?
– Какая разница? Ты хоть представляешь, сколько таких деревень по всей России в войну защищать пришлось? Так что записывайте слова и репетируйте, о времени выступления я вам сообщу накануне.
Я смотрю на часы и вздыхаю – время истекло, мне пора уже ехать дальше.
– И найдите, наконец, вторую «гитару» в ансамбль!..
На Пятницкой я припарковал машину на стоянке у Радиокомитета, а сам пешочком прогулялся до офиса Особой Службы. Причем хорошенько попетлял по переулкам, чтобы заодно проверить нет ли за мной слежки. Как там говорили в мое время? Если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят. Вот-вот… Сомневаюсь я, что Москвин оставил меня в покое, хоть и притих как-то поганец в последнее время. Никак задумал очередную пакость. И полученные в Особой Службе навыки мне все-равно нужно постоянно оттачивать, а то ведь недолго их и растерять.
Офис – как я уже привык называть про себя нашу контору – встречает меня вполне рабочей обстановкой. Ася Федоровна что-то бойко выстукивает на пишущей машинке, из кабинета навстречу выходит Георгий Иванович, на ходу поправляя воротник болоньевого плаща.
– О, Алексей! – протягивает мне руку – Прости, даже поговорить толком некогда, все пока на бегу. Сам понимаешь, идет формирование Службы, выбиваю фонды и штаты. Забери свою зарплату у Аси Федоровны, и я на столе в твоем кабинете интересную брошюрку оставил. Посмотри на досуге. Ничего секретного в ней нет, но она для служебного пользования, так что читай здесь, в город не выноси.
– Зарплату?..
– Ну, а как ты думал? У нас такая же государственная служба, как в КГБ или в армии, и за нее тоже всем сотрудникам платят деньги. Тебе потом еще и командировочные на Японию выдадут, но это ближе к отъезду.
Растерянно киваю шефу. Ну, да… зарплата – это же логично. Только почему-то я раньше об этом даже не задумывался. Провожаю взглядом Иванова и оборачиваюсь к Асе Федоровне, та с улыбкой вручает мне обычный белый конверт.
– Я должен где-то расписаться?
– Нет! – смеется она – Мы здесь обходимся без ведомостей.
Смущенно улыбаюсь, поняв, что сморозил глупость, и отправляюсь в свой кабинет. По дороге размышляю о том, что теперь я и без литературной деятельности вполне сносно смогу содержать свою молодую семью. Стипендия, плюс зарплата в Особой службе, и плюс еще в редакции журнала, какой-никакой оклад. Нормальная сумма каждый месяц выходить будет. Но совсем бросить «писать» не получится, и дело совсем не в жадности – просто на этом вся моя литературная карьера и известность строятся. А вот темп вполне снизить можно, чтобы жилы не рвать. Все-таки работа в журнале много времени отнимать будет, да и учебу в университете никто не отменял. А еще секретные дела… Короче, взвалил я на себя до хрена. Зато жизнь моя стала интересной, прямо бьет ключом. Ага… правда, иногда по мозгам попадает.
Переступив порог кабинета засовываю нос в конверт – любопытно же, сколько Родина своим «шпиёнам» платит! Там лежат десять фиолетовых двадцатипятирублевых купюр. Что ж, вполне себе достойная зарплата по нынешним временам, учитывая, что я на этой работе пока особенно не перетрудился – кроме учебы пока ничего не доверяют. Кладу в этот же конверт деньги, оставшиеся от покупки дачи, и убираю его в сейф. Немного их там и осталось после дядя Изи, меньше пятисот рублей, так что пусть тоже здесь полежат. Заодно кладу и документы на дачу. Теперь я все самое важное храню именно здесь, в личном сейфе: ордена, трофейный пистолет, оставшийся у меня после ликвидации переворота, хрущевскую индульгенцию и отпечатанные на машинке экземпляры рукописей – сценарий Города и все три пьесы.