Я с вами до скончания века…

Перед выходом из Пасхальной горницы Господь сказал Петру: Симоне, Симоне, се, сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу. Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя, и ты некогда обращся утверди братию твою. Петр отвечал Ему: Господи, с Тобою готов есмь и в темницу и на смерть ити. Но Господь предостерегает его от самоуверенности: глаголю ти, Петр: не возгласит петель днесь, дондеже трикраты отвержешися Мене не ведети (Лк. 22, 31–34).

Потом и всем им сказал Господь: егда послах вы без влагалища, и без меха, и без сапог, еда чесого лишени бысте? Они отвечали: ничесоже. Тогда Он сказал им: но ныне иже имать влагалище, да возмет, такожде и мех, а иже не имать, да продаст ризу свою, и купит нож (Лк. 22, 35–36) – стяжи бодрость духа для предстоящей борьбы с духовным врагом, опасностями и лишениями. Мужество в отстаивании веры среди всех испытаний и гонений можно сравнить только с крепостью меча.

Апостолы думали, что Иисус повелевает им вооружиться мечами, и с наивностью ответили:

Господи, се ножа зде два. Он же рече им: довольно. Господь прервал беседу, видя, что ученики Его не поняли.

Сказав сие, Господь еще повторил: востаните, идем отсюду (Ин. 14, 31; 18, 1).

Так окончилась вечеря.

Страдания Господа. Моление о чаше Мф. 26, 36–46; Мк. 14, 32–42; Лк. 22, 40–46; Ин. 18, 1–2

По окончании молитвы, в которой Господь наш Иисус Христос предал учеников Своих и всех верующих всеблагому промышлению Отца Небесного, Он перешел, в сопровождении св. апостолов, на восточную сторону потока Кедронского, на западный склон горы Елеонской. Здесь находилось селение, носившее название Гефсимании, с большим тенистым садом оливковых деревьев.[3] Но Всеведущий знал, что Он пришел теперь в обычное место уединения не для отдохновения (Ин. 18, 2), а для нового тягчайшего подвига.

Здесь, в ночной тишине, пред очами Отца Небесного, началось то беспримерное, единственное поприще страданий нашего Искупителя, которое завершилось на Голгофе, пред лицом неба и земли. Прежде внешнего креста, со всеми ужасами его, в Гефсиманском уединении сретил Богочеловека крест внутренний, который, отяготев над душою Его, привел в крайнее изнеможение плоть Его. Начальнику нашего спасения (Евр. 2, 10), Совершителю нашей веры (12, 2), надлежало быть искушенным во всем, кроме греха (4, 15), принять на Себя ту клятву, которая, со времени преслушания прародителей, лежала на потомстве их (Гал. 3, 13). Вторый Адам (1 Кор. 15, 45), пришедший удовлетворить правде Божией за грех первого, должен был один истоптать точило гнева Божия (Ис. 63, 3), пройти искушение все, до последней крайности, – страданиями и внутренними, и внешними. Пребывая бесстрастным по Божеству, Искупитель наш в Гефсиманском саду, по человечеству, испытал всю немощь нашего естества. И этот подвиг крайнего истощения не был ли отягчен еще более тем князем мира, о котором говорил Господь в прощальной беседе с учениками (Ин. 14, 30)? И не здесь ли, в Гефсимании, Спаситель предначал окончательное поражение этого таинственного врага – змия древнего, иже есть диавол и сатана (Откр. 20, 2)? Святой апостол Павел, изъясняя глубокий смысл Гефсиманского подвига Господа, называет его совершением всех подвигов Богочеловека и замечает, что, когда Он во днех плоти Своея, моления же и молитвы к могущему спасти Его от смерти с воплем крепким и со слезами принес, то и был услышан за Свое благоговение (Евр. 5, 7, 9), «услышан, по толкованию святителя Филарета Московского, тем образом, что Ему предоставлено Своей крестной смертью и Воскресением избавить нас от владычества греха и смерти вечныя». Гефсиманские страдания были приготовлением к великому Голгофскому жертвоприношению.