Я садовником родился

– Подробнее – некоторые в аварии попадают, когда по мобильным телефонам в машине много треплются. А ты мне еще пригодишься.

– Корыстный ты человек, Барышев.

– А то. Отбой.

Что ж там случилось? Без вариантов. Серега попросил заглянуть в третий подъезд, голос усталый и злой. Выходит, еще один труп? Значит, все-таки маньяк? Поганое дело. Леонидов зарулил на стоянку, оставил там боевого коня, и на этот раз не стал геройствовать, прыгнул в подошедший автобус.

Прибыв в указанное место, мгновенно оценил обстановку. Полицейские машины и «Скорая» стоят у третьего подъезда. Дверь оного распахнута и даже приперта камешком внушительных размеров, чтобы не затруднять вынос тела и выход-вход сотрудников полиции. Люди, судя по всему, внутри. Убийство Лилии произошло возле первого подъезда, а сам Леонидов живет во втором. Пропустив эту дверь, он направился сразу к третьему.

– Куда прешь? Нельзя! – преградил ему дорогу дюжий мужик в камуфляже.

– Меня ждут, – отмахнулся Леонидов.

– Прокуратура, что ли?

– Хуже. Эксперт по особо странным преступлениям.

– А такие есть?

– Уже есть. Новая штатная единица. Не слыхал?

Мужик в камуфляже задумчиво покачал в руке резиновую дубинку. Леонидов слегка удивился: дубинка-то ему зачем? Новая штатная единица? Как он, однако, отстал от жизни! Барышев выглянул вовремя.

– Леха? Здорово! Тут еще одна девица. Убита примерно с час назад.

– Аналогичный случай?

– Тот, да не тот. Не знаю пока. Посмотришь? Проходи.

И Барышев любезно пропустил его вперед. Леонидов победно взглянул на мужика в камуфляже:

– Ну вот, а ты не верил! Говорю ж тебе: новую штатную единицу ввели.

– Какую единицу? – подозрительно спросил Барышев. – Опять твои шуточки?

– Черт, а чего ж так темно? – выругался Леонидов, попав в маленький предбанник между первой дверью и второй.

– Ночь.

– Ага. Души человеческой. Электрического света не выносит, так и просит тело бренное активно лампочки в подъездах бить. – Он сделал шаг вперед, на ощупь. – Где она?

– Вон лежит, – кивнул Серега на женское тело. Алексей пригляделся. Ноги на ступеньках, голова на кафеле. И машинально отметил: обута.

В самом подъезде было светлее. Женщина лежала возле будочки вахтера, крохотной комнатушки, огороженной фанерой. Когда-то здесь по очереди дежурили жильцы, но потом среди обитателей подъезда начался раздрай из-за денег, и окно в будочке заколотили той же фанерой. Леонидов потрогал хлипкую дверь, потянул за ручку. Она тут же открылась.

– Замок сломали, – вздохнул Барышев.

– Надо думать. – Алексей заглянул в будочку: – Интересно кто? Бомжи или наш маньяк? Популярное место, должно быть, у местной молодежи. Вон и банки из-под джин-тоника валяются. Пивные бутылки. Хреново. Затоптано все.

– Леша, у нее такие же шрамы на шее. И на лице.

– А кто она? Уже выяснили?

– Да. Паспорт в сумочке. Капитан Степанов поднялся наверх. К мужу.

– К мужу?! Так она что, замужем?!

– Ну да. Воробьева Виктория Сергеевна, тридцать девять лет. Прописана в этом доме. Вот уже десять лет. По адресу…

– Тридцать девять лет! Высокого роста!

Леонидов обошел мертвое тело, внимательно осмотрел женские ноги в тяжелых зимних ботинках.

– А размер-то, а?

– Ну, тридцать девять – сорок, не меньше. И что?

– А то. Ты, Сережа, туфельку-то ей примерь. На всякий случай. Вдруг у нее и убитой позавчера белой Лилии было что-то общее? К примеру, туфля. И такое бывает.

– Ничего у них не было общего! Ни-че-го! Точка. Та маленькая, эта высокая, та не замужем и вообще того-этого… Одним словом… Как бы поприличнее выразиться? Ну, словом, как сказал эксперт, половой жизнью не жила. – Алексей хмыкнул. Ну, Серега! Застенчив, как девица! Будто и сам того-этого. Барышев меж тем продолжал: – А эта замужем, двое детей, тридцать девять лет. Женщина в возрасте, – сказал Серега, которому не исполнилось еще и тридцати.

– В возрасте! – возмутился Алексей. – Имей совесть! Малолетка! А чем это так пахнет?

– Пахнет? – Барышев принюхался. – Не знаю, не чувствую.

– Эх, сыщик! Духами пахнет!

– Ну и что? От всех баб духами пахнет. Моя Анька каждый день на себя прыскает из флакона.

– Такими же?

– А я разбираюсь?

– Вот и узнай, что за духи. – Леонидов принюхался. – Резкий запах. Резеда, что ли? Как ты, говоришь, ее звали?

– Виктория Сергеевна Воробьева.

– Виктория. Вика.

– Вот именно. Никаких цветов. И тут мимо.

– А это что? – Леонидов обратил внимание на целлофановый пакет, разрисованный желтыми подсолнухами. Он валялся рядом с убитой. – А это что?!

– Пакет.

– А в нем?

– Продукты. Двухлитровая бутылка «Пепси», большой пакет чипсов, мороженое типа пломбир в количестве четыре штуки …

– Странный набор для матери семейства. Ни тебе батона хлеба, пачки пельменей, мяса-рыбы-колбасы. Хотя… Он желтого цвета. С подсолнухами.

– Кто?

– Пакет. Соображаешь?

– Ну и что? Подумаешь: пакет желтого цвета! Да этих пакетов полным-полно в супермаркете напротив! У кассы горой лежат! Полмикрорайона с этими подсолнухами ходит, так что ж, он их всех убивать будет, что ли?!

– Не знаю. Но пакет – это существенно.