Я сам судья. Я сам палач

Катя прибежала домой около девяти вечера. «Жигули» стояли на том же месте как привязанные. Женщине эти авантюры были совершенно не нужны, но любимый человек просил помочь ему.

— Ты сошел с ума! — полетел из открытой двери надсадный женский крик. — Илюша, я тебя очень прошу, не пей! Ты этим ничего не исправишь, тебе не станет легче! Умоляю, не надо!

Он огрызался так, чтобы его слышали люди, проходящие по улице, но старался не переигрывать.

Потом дверь закрылась, в доме загремела музыка. Несколько раз Катя ее выключала, но непобедимый русский шансон опять взрывался так, что тряслись стены. Со временем благоразумие все же победило, музыка оборвалась.

— Какого черта ты сюда явилась? Отстань от меня! — раздавался пьяный голос. — Иди работай, дай мне умереть спокойно! Я хочу выпить, имею право!

В одиннадцатом часу вечера Катя завопила:

— Не кури дома, ступай во двор!

Илья вывалился на крыльцо, швырнул со всей дури пустую бутылку из-под водки. Она красиво перелетела через двор, ограду и плюхнулась в грязь на проезжей части. Наблюдатели вполне могли заметить этот номер.

Илья загоготал, начал курить, яростно выпуская дым. Потом он вернулся в дом и хлопнул дверью.

Гульба продолжалась. Двор периодически сотрясали крики. Плакала женщина. Потом на пару часов стало тихо.

После перерыва банкет продолжился. Илья распевал песни, бродил по двору, делал вид, что ломает ограду.

Для русской деревни в подобном поведении не было ничего необычного. Это вам не тихая Швейцария.

Женщина крикнула, что идет спать на чердак, и больше не подавала признаков жизни.

Снова наступила тишина. К четырем часам утра она лопнула. Илья орал, что его в этом доме никто не уважает, как, впрочем, и в других. Он увольняется из армии, пошли все к черту! Вторая бутылка прочертила дугу, шмякнулась в грязь рядом с первой и тоже не разбилась.

Концерт был недолгим. После двух бутылок водки стоять на ногах проблематично. Офицер растянулся на крыльце, с трудом поднялся и убрался в дом. Уже светало, когда настала окончательная тишина.

— Ох, Мороз, Мороз… — с расстройством прошептала Катя, прижимаясь к нему. — Скоро петухи запоют, вставать тебе надо. Ты уверен, что должен идти?

— Конечно, милая. — Он поправил подушку, обнял женщину, прильнувшую к нему. — Зачем тогда это бурное представление? Мне нужно время до обеда, может, подольше. Они не должны знать, что я покинул деревню. Тебе ведь не надо завтра на работу, да? Вот и отлично. Выйди во двор часиков в одиннадцать, пообщайся с соседями на тему о том, что твой жених нажрался как свинья, теперь до вечера не проснется.

— Хорошо. — Она томно вздохнула. — А ты точно мой жених? Я могу всем об этом рассказать? Не повернешь оглобли?

— Обещаю, — проговорил он. — Когда у нас первая электричка в город?

В шесть утра он выбрался в огород через окно, прокрался по грядкам, перелез за сараями на чужой участок. Собаки там уже не было. Илья выяснил, что некие доброжелатели от души накормили брехливую псину куриными костями, и она благополучно сдохла. Новую хозяева пока не завели.

Капитан крался вдоль ограды, перелез через другую и оказался в переулке, выходящем на соседнюю улицу. Обход затянулся. Деревня уже просыпалась, горланили петухи, мычала рогатая скотина. Он обогнул кладбище с обратной стороны и вышел на железнодорожное полотно в трехстах метрах от платформы, где уже скопились люди, желающие уехать в город.

Илья запрыгнул в первый вагон, отыскал свободное место у окна, надвинул на глаза какую-то пошлую панаму и продремал все сорок минут до вокзала. Там он приобрел бургер в закусочной, на ходу съел его. Нужды в общественном транспорте не было, все находилось в зоне пешей доступности.

Город уже проснулся. По нему сновали машины, чадили тяжелые фуры, идущие транзитом через Новославль.

В десятом часу утра капитан прохаживался вдоль жилого дома переменной этажности, построенного по особому проекту. Три подъезда, клумбы пестрили разноцветными тюльпанами.

Илья всматривался в номера машин, припаркованных поблизости. Налицо весь цвет мирового автомобилестроения. Не скажешь, что русская провинция.

На детской площадке заспанный качок выгуливал миролюбивого бульдога. Видимо, он выбирал собаку по своему образу и подобию.

На балкон второго этажа выбрался тщедушный светловолосый юнец с золотой цепью на впалой груди. Зевнул, потянулся. Харкнул вниз, сунул в зубы сигарету, сделал несколько затяжек, скривился так, словно его заставили курить молодую крапиву. Выбросил бычок и убрался.

Илья посмотрел под балкон. Там явно выпала месячная норма окурков. Если на площадке было три квартиры, то этот балкон принадлежал той, в которую он и направлялся. Пока все шло неплохо. Машины с нужными номерами на парковке не было.

Он вытащил мобильник, набрал городской номер, фигурировавший в сообщении Архипова. В квартире на втором этаже зазвонил телефон. Илья слышал это с улицы.

Юнец отозвался не сразу, отвечал недовольно и хрипло:

— Да!

— Доброе утро, — вежливо сказал Илья. — Это из банка «Элегия» беспокоят. Чернова Леонида Аркадьевича я могу услышать?