— Алло, Рима, привет! — детский голос на том конце заставил меня врасплох. — Это Женя.
Я невольно забыла даже как дышать, мне было безумно перед ней стыдно.
— Привет, Женечка!
Я просила Арину, чтобы она дала ей мой номер. Мне хотелось общаться с девочкой, хотелось когда-нибудь загладить свою вину за побег.
— Рима, мне нужна помощь. Понимаешь, у папы снова срыв, а мне уже больше недели приходится жить у Светы. Приезжай, пожалуйста!
Сердце сжалось от жалости к этой маленькой девочке, которой приходится страдать из-за дурости взрослых.
— Господи, Женёк, — выдохнула я тяжело, соображая на ходу, что делать. — Я первым же поездом выезжаю.
А потом на вокзал за билетом и несколько часов томительного ожидания этого гребанного поезда, который опаздывал на целых десять минут. Я сейчас готова была растерзать его на мелкие кусочки, или вцепиться в горло и загрызть. И это я, конечно, о Волкове. Он заливает свое горе, когда ребенку приходится скитаться вне дома. Что за мужики пошли? Размазня, да и только. Закодировать! Да, точно! Хотя не пил же он до этого Бог знает сколько…
В голове прокручивались тысяча и один сюжет его казни. Бедная Женька, бедный ребёнок. Я по ней скучала, и порывалась несколько раз вернуться только из-за нее. Совесть не позволила. «Привет, девочка, я сбежала недавно, но теперь хочу наладить отношения». Бред полнейший, как и сама ситуация. Но сейчас я просто не могла не отреагировать. Под монотонный стук колес уснуть так и не удалось, поэтому размышляла, как жить дальше.
Но больше всего мне хотелось, чтобы поезд ехал быстрее. Но этот маршрут был длиннее, поэтому и подъезжала я к дому Волкова промозглым октябрьским утром. Вылезла из такси, выматерилась, закурила. Видеть его без никотина мне никак нельзя. И эта темнота в окнах как-то уж очень давила. Калитку открыла своим ключом, который в попыхах бегства забыла вытащить из общей связки. И сразу же услышала шум из мастерской, а это означало, что можно в дом и не входить. М-да, картина предстала жутковатая, когда я потихонечку пробралась к самой двери…Волков крушил свою святыню. Это ж до каких чёртиков нужно допиться, чтобы сделать такое?
Когда на пол обрушился очередной предмет, выпущенный из по его рук, я не стала терпеть. Этот гавнюк заставил меня плакать. Ни одному мужику до этого момента не удавалось это сделать. Я даже на похоронах отца не плакала. Моя гордость была уязвлена и раздавлена.
— Опа! Я что, допился? — вид вроде не «в стельку», да и вообще я ожидала увидеть пропитого мужика с немытой головой, мешками под глазами, и неряшливым видом. А этот вроде выглядит достаточно прилично для человека, который квасит две недели. Гребанного Волков, он даже в таком состоянии не потерял своего мужского шарма. Ну и понесло меня трёхэтажным, переходящим с оскаливания на крик и даже сумкой огрела парочку раз для профилактики.
— Не, не белочка! Это уже хорошо! А что с твоей головой, девочка?
— Это с твоей что, Волков? Ты вообще границ не видишь, тряпка?
— Полегче с выражениями, дорогая! Позволь спросить, ты что здесь забыла? — он садиться на высокий стул и берет в руки бутылку с довольно дорогим виски. Но глотка я ему так и не даю сделать, выбивая бутылку из пальцев, которая расползается темным пятном на бетонном полу, издавая приятный запах.
— Вот, испортила такую вкуснятинку.
— Волков я в душном поезде провела дохренища часов рядом с бабкой, которая даже во сне разговаривала, не думай, что я приехала с хорошим настроением и мне сейчас до шуток твоих дурацких, — взорвалась я снова.
— Ну, так а нах…я ты приехала? Ты же так хорошо умеешь уезжать тихо и молча? — вот, хороший скандал, это то что мне сейчас нужно для того, чтобы выплеснуть накопившийся негатив.
— А ты так хорошо можешь страдать по умершей жене. И что ты предлагаешь, чтобы я сидела и ждала, когда ты вспомнишь, что в твоём доме живёт реальная женщина, состоящая из плоти и крови, у которой тоже есть чувства, гордость? Нет, не смотри так на меня, я без претензий, хочешь заливать свое горе, пожалуйста. Но я в этом участвовать не собираюсь. И да, если ты не прекратишь мучить ребенка, я обращусь в комиссию по делам несовершеннолетних, и у тебя ее заберут.
— Так это она тебя вызвала?
— Просто, Волков, ты эгоист, который думает только о себе. Мне плохо, ах, Мариночку убили, ой, и Римочка ушла. Что же мне делать? Блин, дай-ка я побухаю! Но чувак, у тебя же есть дочь. Да, ну! Переживет как-нибудь, пусть у Светы поживет. А то ж у моей домработницы других забот нет, как заботиться о моем ребенке, когда я гандон штопанный побуду обиженным на весь свет мальчиком, — театрально передразнила я всю ситуацию, и заключила. — Ты не мужик, ты тряпка, Волков! Я разочарованна!
Я не знаю насколько подействовали мои слова, сколько ему ещё пришлось выпить. Я просто пошла спать, нет, не к Аринке. Я пошла спать в дом, в комнату, которую мы вместе делили месяц назад. И мне было наплевать на его мнение. Осада крепости началась. Позвонила Свете, зная, что она очень рано встаёт.