Я – Сания: история сироты

По дороге я узнала, что мне предстоит пока спать в комнате Татьяны Сергеевны, в гостинице при церкви. Больше девать меня некуда. Спасибо, хоть она, добрая душа, согласилась меня приютить. Я ревела всю дорогу, уже сама не знала отчего. Чувствовала себя во всем виноватой – столько взрослых людей всполошилось из-за меня – и при этом не понимала, что я сделала не так. Только поздним вечером в отеле я перестала плакать. Когда все ушли и остались только мы с Татьяной Сергеевной, мне стало намного лучше.

– Соня, я тебя очень прошу, – сказала она, – наша кровать должна остаться сухой. Положить тебя отдельно, как видишь, здесь некуда.

Мне очень не хотелось ее подвести. И я всю ночь следила за собой, старалась не засыпать. Дремала немного – перед глазами плыли разноцветные пятна и неясные картины – потом вставала, шла в туалет. Опять ложилась, старалась не сопеть и не крутиться, через полчаса снова шла в туалет. Так прошли две ночи подряд. Я очень хорошо себя контролировала, ни разу не описалась, зато по завершении двух суток фактически падала с ног от усталости: так сильно хотела спать.

За это время меня успели познакомить с новой семьей, в которой уже жили русские дети. У них был Денис, я давно знала его по детскому дому. Еще там была русская девочка Таня, которую итальянцы забрали навсегда. Удочерили. Денис и Таня оказались намного старше меня, но это и хорошо. Мне больше не нужно было никаких малышей, они сводили меня с ума. А еще у них было четверо родных детей – самая младшая девочка оказалась моей ровесницей. Маму звали Ванда, а папу – Марко. И по соседству с их домом тоже жила семья, в которой были русские дети. Очень много русских подростков. Только убедившись, что не останусь больше один на один с итальянцами, я вздохнула с облегчением. И когда меня спросили: «Ты поедешь к ним жить до конца лета?», я уверенно ответила: «Поеду».

Правда, в первое же утро в новой семье со мной случилось все то же самое: я проснулась в мокрой кровати. И приготовилась к скандалу.

– Почему ты не предупредила, что писаешь в постель? – Ванда удивленно приподняла одну бровь.

А как я предупрежу? Как такое вообще можно сказать? Неужели взрослые сами не понимают, что это стыдно. Что мой дурацкий энурез меня постоянно позорит. Я могла бы тихонько, на ушко, сказать одной только Ванде, но я ведь по-итальянски не могу. Дениса надо было предупредить? Или Таню? Но это же невозможно себе представить! Странно, что и на этот раз руководители группы новым родителям ничего не сказали, хотя прекрасно все знали обо мне. Татьяна Сергеевна спала со мной в одной постели. Почему она не предупредила Ванду сама, ну почему?! И теперь все начнется с самого начала.

– Ты что, не могла заранее сказать?! – снова спросила Ванда, подтягивая на лоб и вторую бровь.

Я стою молчу. Краснею. А Таня еще переводит, как будто я и так не понимаю, о чем речь.

– Я стеснялась, – едва слышно прошептала я, – поэтому и не могла сказать.

Таня перевела Ванде мои слова. И она – вот чудо! – сразу же успокоилась, даже брови встали на место, а лоб разгладился. Она улыбнулась мне:

– Не расстраивайся. – Я ушам своим не могла поверить: Ванда не ругала меня, не кричала, а, наоборот, утешала: – Решим этот вопрос. Зайди вечером ко мне в комнату, хорошо?

С того дня я каждый вечер перед сном приходила к Ванде, и она надевала мне памперс. А потом всегда искренне радовалась утром, если я просыпалась сухой.

– Ооооо, Соня, ты сухая! Молодчинка!

Ее лицо озарялось счастливой улыбкой. Она обнимала меня и хвалила, а я неумело прижималась к ее груди щекой и думала, неужели ей это действительно важно? Неужели не все равно, сухая я или нет? Разве кому-то во всем мире есть до этого дело? Для меня это был настоящий шок.

Мне понравились Ванда и Марко. Они спокойно реагировали на проделки детей, не орали, а старались понять, почему так вышло. Давали нам столько ответственности и свободы, сколько мы сами могли на себя взять. Никто в доме не стоял целыми днями над моей душой, и никто не запирал на ночь в темной спальне. Они чувствовали не только меня, но каждого ребенка, понимали, что может радовать, а что – огорчать. И мне было с ними по-настоящему хорошо. Много детей, шум, суета. Привычная обстановка.

Жили мы в трехэтажном доме. На первом этаже был их собственный магазин. На третьем – спальни. А на втором – комнаты бабушки и дедушки, а еще столовая, в которой мы все собирались за обедом. Ванда и Марко не только управляли магазином, но и сами стояли в нем за прилавком. Хотя продавщицы у них тоже были – добренькие такие веселые тетеньки, которые все время угощали меня конфетами. Я быстро выучила, в какое время привозят товар, и всегда к этому часу была тут как тут. Знала – будут фасовать конфеты. Втайне от Ванды – она мне много сладкого не разрешала, говорила, что зубы будут болеть, – они отсыпали мне пригоршнями сладости.

– Грацие!