Я сделаю это для тебя

Соломон не отделяет свою судьбу от моей. Он даже рассуждает за нас обоих, чему я несказанно рад, поскольку полностью утратил способность думать о будущем, даже о самом ближайшем. У меня кружится голова, я стою на дрожащих ногах на краю пропасти и ничего не могу с собой поделать.

Мое будущее подобно бездне.

* * *

— Документы у меня!

На лице Соломона сияет довольная улыбка, он помахивает конвертом, но, встретившись со мной взглядом, застывает на месте.

— В чем дело?

— Они убили шейха.

Через две секунды до него доходит, и он тяжело опускается на диван.

— Вот дерьмо! Посмотрели кассету и решили отомстить?

— Возможно, но дело не только в этом. Свалив вину на меня, они получают идеальный предлог для публичной демонстрации своего гнева. У них появляется реальный шанс напугать власти, и они его не упустят… так что жди новых терактов.

— Мерзавцы! — рычит Соломон.

— Я все провалил! Только идиот мог не предвидеть такого исхода! Теперь все скопом сядут нам на хвост. Легавые будут из кожи вон лезть, чтобы арестовать меня и умиротворить экстремистов, а те попытаются опередить служителей закона и убрать меня прежде, чем я изложу свою версию событий.

Соломон помрачнел. Он сражен случившимся.

Как бы мне хотелось, чтобы мой друг оставил меня и скрылся. Но он ни за что не согласится.

— Переждем здесь, пока все не успокоится, — решает он.

Я молчу, делая вид, что согласен.

Но решение уже принято.

* * *

Я ушел. С невероятными предосторожностями, чтобы обмануть бдительность Соломона. Я заранее приготовил кое-какие вещи, поставил мешок у двери и лег одетым. Выждав для верности несколько часов, встал и выскользнул из дома в сырую ночь.

* * *

Другого выхода не было. Соломон никогда бы меня не отпустил. А я больше не мог подвергать его жизнь ненужному риску и смотреть, как он попусту тратит время и живет в разлуке с семьей. Эта история обернулась бессмысленным кошмаром, если в ней вообще был какой-то смысл. Я чувствую, что не скоро смогу вернуться во Францию, нужно исчезнуть или вообще сдохнуть, но у меня кишка тонка. Хочу остаться один, избавить родных от опасной близости со мной, утопить свою жизнь в спиртном, перестать наконец думать о провале нашего дела.

Я не желаю ни с кем делиться неудачей. Я знаю, что люди шейха не перестанут искать меня и в конце концов найдут, чтобы отомстить за нанесенное оскорбление, не дать заговорить, преподать урок другим. Это случится завтра, через несколько дней, недель, а может, через месяц. Не важно, будущего у меня нет.

По новым документам — отличного качества, Соломон не подвел! — мое имя Жан Ларив. На весь остаток моей глупой, идиотской жизни.

Мрачная ночь принимает меня в свои холодные объятия. Перед глазами простирается темное враждебное пространство, предвещая мне скорбное будущее. Но я все-таки делаю шаг и двигаюсь вперед. В темноте, не имея цели и не видя ориентиров, но я иду.

Прощай, Соломон. И спасибо тебе. Я знаю, ты не оставишь моих. Расскажешь им о долгих часах, что мы провели вместе. Ты не дашь Пьеру забыть меня. Напомнишь Бетти о моей любви. Смотри не переусердствуй: моя семья должна избавиться от воспоминаний обо мне и сотворить новое, иное будущее.

Я напишу свою историю. Облеку мысли в слова в попытке выявить смысл. Я буду писать для себя и — главное — для них. Если успею закончить прежде, чем смерть настигнет меня, отошлю написанное Бетти и Пьеру. Им это понадобится, чтобы во всем разобраться, пережить горе и повернуться лицом к будущему.

Пить, писать и умереть — как Фанте.

Без иллюзий, без надежды.

* * *

Она уже два часа мешает ложечкой свой кофе. Даниель пытался не смотреть, не видеть — скрючился на полу у стены, спрятал голову под подушкой, но изображение на экране звало его, и он в конце концов оборачивался, и снова смотрел, и пытался угадать, о чем думает женщина, разделившая с ним такие прекрасные и такие мучительные мгновения жизни.

Потом он окончательно сдался и уже не сводил глаз с экрана.

— О чем ты думаешь, Бетти? — прошептал он, обращаясь к телевизору. — Почему ты так печальна? Из-за Жерома? He можешь его забыть, как и я? Он приходит хоть изредка, говорит с тобой? Со мной встречаться перестал. Наш сын не хотел, чтобы я убивал его убийцу, он так мне и сказал. Наверняка точно знал, чем все закончится. Жером хотел защитить отца от убийц и от него самого, чтобы он не превратился в убийцу. Я не послушался его, Бетти. Я не понимал, что делаю. Моя боль была слишком сильной, а чувство вины — непомерным для человеческого сердца. Я должен был что-то сделать. Я понимал степень риска, знал, что могу погибнуть, потерять тебя и Пьера, заставить вас снова скорбеть по усопшему. Но у меня не было сил просто сидеть и упиваться своим горем. Я был иначе воспитан. Я создавал себя в бою, в схватке, в борьбе с другими и самим собой.

Слезы медленно текли по его щекам.