Я сделал выбор (Записки курсанта школы милиции)

И действительно, у нас во дворе многие укоряли тетку Акулину за то, что она по вечерам часто посылала своего младшего сына Петюшку, как она его называла, на поиски Семена. Мальчишка уже с двенадцати лет бегал по пивнушкам в поисках своего подзагулявшего брата.

Обсуждался этот вопрос на родительском собрании в школе, где учился Петька, и в завкоме, но Акулина стояла на своем: «Мое дитя, что хочу, то и делаю».

— А ведь засудят его теперь, наверное, — продолжала мать. — А этот пьяница опять останется в стороне. Ох, как мне жалко мальчонку... — вздохнула она. — Ну, ладно, был бы дурак какой, а то ведь башковитый парень, одни пятерки приносил из школы. Когда он учиться бросил, я говорила Акулине: «Не дозволяй — пусть учится». — «Ученых-то вон сколько, кому-то надо быть и не ученым. Мой Семка не хуже ваших ученых живет», — отвечала мне она.

— Не хуже ученых — это я сама вижу, но вот хуже честных — это уж факт, — закончила мать, размышляя вслух. Немного помолчав и о чем-то подумав, она снова продолжала. — А ведь завтра их будут судить на заводе товарищеским судом. Семку и Петьку, а я бы Акульку первой судила по всей строгости, по всей человеческой совести. Она ведь всю жизнь стремилась прожить налегке, за счет других людей, гаданием да обманами, а когда это не стало ходовым товаром, она даже не поскупилась совестью своих детей. Петька... — тот еще малец, еще не в своем уме дела вершит. Попади он еще в хорошие руки, так добрым человеком станет. А вот Семка — этот уже законченный подлец, и для него жалко стакана чистой воды, что льется у нас во дворе. Не гоже ему пить с миром вместе, — закончила она как приговор.

Никогда не видел я такой свою мать, но я не удивился, а внимательно прислушивался и узнавал в ней самого себя.

Разговоры о Семке и его брате Петьке и Акулине шли по всему заводу, и никто не оставался равнодушным к их поведению.

В этом я убедился на другой день, когда, неожиданно для себя, снова оказался на нашем заводе. Пришли мы вместе с капитаном Киреевым. Оказывается, приглашая меня на другой день к себе в отделение, он решил пойти со мной на завод на товарищеский суд по делу Семена.

— Ты там людей лучше знаешь, — говорил он. — Я для них милиционер, каких много в городе, а ты... — и он немного подумав, глядя куда-то мимо меня в неопределенном направлении своими большими, слегка уставшими глазами, — ты для них, — продолжал он после небольшой паузы, — рабочая совесть, их представитель в рядах милиции. Так давай, рабочая совесть, пойдем вместе на завод, — и он, улыбнувшись, хлопнул меня по плечу. Видимо, ему самому понравилось это выражение.

На завод мы пришли минут за сорок до назначенного времени и зашли к директору.

— А ты знаешь, Леша, — обратился ко мне Киреев, — когда, мы подходили к директорскому кабинету, — мы ведь с Валькой знакомы. Ох, как давно знакомы. — И он, как бы о чем-то сожалея, слегка вздохнул.

— С какой Валькой? — не понял я.

— Да вот с этим самым Валентином Всеволодовичем, что директорствует здесь на заводе. Мы ведь с ним одногодки, с одной улицы, в одну школу ходили, дружками были

— А сейчас что? — спросил я.

— Сейчас, не говори, — махнул он рукой, — занятый мы народ. Дел у каждого по горло, хотя и живем по-прежнему на одной улице, а встречаемся редко. А когда случится встретиться, оба радуемся, словно из дальних странствий возвратились. Клянемся, что такой разлуки больше не будет. И вот опять, как видишь, — улыбнулся капитан, — после очередной клятвы не виделись где-то около года.

Капитан, говоря это, широко расставляя свои коротенькие ноги, подошел и с силой дернул на себя ручку директорской двери.

— Туда нельзя, — остановила нас сидевшая в приемной девушка, которою раньше я не видел. — Там идет партийное собрание.

Из приоткрытой двери доносился голос дяди Пети.