Я — сердце злодея (СИ)

Я говорила это не совсем серьёзно, скорее желая его немного подразнить. По какой-то причине бояться Этаро я практически перестала, словно временами забывала о том, кто он такой. Но желаемого я добилась, лицо Этаро сделалось едва ли не испуганным, настолько он не ожидал услышать этих слов.

Что ж, теперь мы квиты.

— Постой, — направился он за мной, по пути втягивая своё крыло.

Со стороны это выглядело так, будто оно проворно и осторожно затекло под его плащ, да там и растворилось.

— То есть, камин взорвался? Хель, ты ведь правда цела? Но как…

Я обернулась к нему в тот момент, когда рука Этаро едва не коснулась моего запястья. И пусть пальцы его обтягивали кожаные перчатки, он замер. Всем до сих пор было непривычно от того, что он может меня касаться.

Однако тему я продолжать не стала, решила его отвлечь, а заодно утолить своё любопытство, а потому перебила:

— Это больно?

— Мм? — не понял он.

— Твои крылья… — замялась я, — как это происходит?

Этаро улыбнулся в ответ. Взгляд его сделался мягким, можно сказать, ласковым, что заставило меня смутиться и тут же заинтересоваться видом из ближайшего овального окна.

Как на зло, там Замерший лес чёрными ветвями оплетал горизонт, видом своим возвращая меня в реальность… Туда, где Этаро — лишь тёмный властелин для меня. Только лишь.

Или я всё ещё пытаюсь убедить себя в этом?

— Я так привык, что не замечаю боли, Хель.

— Понятно, — отозвалась я тихо, и вопреки воли добавила: — Это красиво. Ну, твой облик.

— Облик зверя… Монстра? — изогнул он бровь, как бы спрашивая: “красиво, ты уверена?”

И меня вдруг задело это.

— Да, — твёрдо прозвучал мой ответ.

А пальцы в кармане фартука грел “уголёк”, в который превратился кусочек хлеба. Всё ещё настоящего, хорошего внутри, колдовского хлеба, который я и использую…

И использую совсем скоро.

Глава 29

Рия

Я и правда боялась когда-то, что Этаро похитит моё сердце. И только теперь поняла совершенно точно, что этому не бывать, ведь оно уже занято.

Я притаилась за углом, наблюдая, как лекарь стоял у бледного в лунном свете окна. Он казался призраком, почти прозрачный, такой трагично-печальный, что сердце щемит.

Не понимаю, почему он такой. Не знаю, о чём думает. А спросить никогда не решусь…

Амил старше меня, старше Этаро, и может пережить ещё если не его, то меня точно. Меларии живут дольше людей. Но выглядит он довольно молодо, лишь взгляд выдаёт его.

А даже если бы иначе было, разве смутило бы меня?

Я всякий раз словно умираю, когда находится он близко. Однажды ему пришлось забинтовать мне ладонь, обожжённую угольком печи, и он коснулся меня. В тот миг я поняла, что мне всё равно, как он выглядит, кем является, что было у него в прошлом…

Как же жаль, что я всего лишь сирота, служащая в замке! Как жаль, что немыслимым образом, неожиданно для самой себя, согласилась его предать.

Я обещала Хель. Мы подружились с ней… Обе сочувствуем друг другу. Вот только не совсем понимаю, почему она жалеет меня.

Или не жалеет? Ведь дала мне это задание. Не думает же, что не осознаю, что совершаю нечто против Этаро и Амила, раз уж Хель сама не могла исполнить то, что пожелала?

Но я обещала ей забрать пузырёк из её медальона, который хранится у Амила. Она в точности описала мне его, чтобы я не ошиблась. А взамен вновь подарила мне волшебную воду… Я так глупа…

Проглотив слёзы, глубоко вздохнув, я вышла из-за угла, оставляя винтовую лестницу позади. Лишая себя возможности сбежать, пока он меня не заметил. Повернуть назад. Сказать Хель, что не смогу выполнить её просьбы.

Амил будто меня не замечал.

Меня всегда это задевало, сейчас же ввергало в ужас, усложняя и без того тяжёлое для моей совести (что уж говорить про опасность для жизни) дело.

Ведь нужно его окликнуть. Нужно схитрить. Начать всё самой.

О, если бы он спросил меня, как дела, почему не сплю в такой поздний час, мне было бы легче начать!

Если бы хотя бы повернул ко мне голову, окинул взглядом.

Своим жутким, проницательным взглядом…

Амил всегда смотрел так, будто видел больше, чем человек мог показать. Словно видел тебя насквозь. Быть может понимая даже больше о тебе, чем ты сам.

Это всегда страшило, но и притягивало в нём.

О боги!

И только я решилась окликнуть его и разомкнула ради этого вмиг пересохшие губы, случилось то, о чём молила я богов. Только им, видимо, виднее, и желание моё, чтобы заговорил он первым, обратилось против меня. Ибо он промолвил так красиво и негромко:

— Ночь добра, Рия. Я рад, что встретил тебя сейчас, мне… — он взглянул на меня затуманенным взглядом своих колдовских оранжево-лунных глаз, — так печально… что хочется умереть. Побудь со мной? — посторонился он, освобождая для меня место у окна.

Моё сердце тут же начало млеть и щемить.

Я робко встала рядом с ним и, чтобы не смотреть на него раненой ланью, перевела взгляд на улицу.

Туда, где во тьме тонул лунный туманный свет, распыляясь над Застывшим лесом, ветви которого угольным кружевом оплетали горизонт.