Я шел на небо…

– Как бы я хотел посмотреть в глаза этим так называемым учёным, этим так называемым людям! – разгневанным зверем Мао бродил по кабинету.

* * *

1945 год. Нюрнберг, Дворец правосудия.

Председатель Международного военного трибунала, главный обвинитель от Великобритании Лоренс и его помощник Робертс пьют виски.

– Робертс, вы пьёте, не знаю, как мальчишка!

– А как надо?

– Вот как! – Лоренс изящно закинул содержимое рюмки в рот.

Робертс попытался сделать так же. Закусили.

– Кстати, как вам нравятся русские? – Лоренс не скрывал иронии.

– Мне? Нравятся? Знаете, ещё немного и…

– Ещё немного, и американцы потеряют в Нюрнберге инициативу. И заметьте, вслед за Нюрнбергом они мечтают продемонстрировать миру правосудие по-американски в Токио.

– Быстрый и справедливый трибунал?

– Быстрый и справедливый трибунал на Дальнем Востоке под копирку с Нюрнбергом! Американский генерал Макартур принял на линкоре «Миссури» капитуляцию Японии и предложил разделить Страну восходящего солнца между странами-победительницами.

– Идиот! – рассмеялся Робертс.

– Всего лишь политический провокатор, – уточнил Лоренс. – Генерал Макартур полностью контролирует подготовку трибунала в Токио. Он уже заявил, что японский император Хирохито неподсуден, его нужно оставить на престоле как символ единства новой японской нации.

– Новая японская нация должна стать нацией американских вассалов?

– Смешно, не так ли? – мутнеющим взглядом Лоренс разглядывал пустеющую бутылку.

* * *

Китай. Четырнадцатое января 1945 года.

Мао Цзэдун и Владимиров выходят из калитки, идут по дорожке. Держась на расстоянии, за ними следуют телохранители Мао. Вечерняя дымка смазывает в долине очертания полей, домиков, дорог, фигурки людей.

Засмотревшись на зарю, нависшие над долиной тёмные скалы, обелённый инеем кустарник, Мао задумчиво произнёс:

– У нас в Китае есть поговорка: «За несколько капель милосердия мы должны ответить целым источником воды». Как быть милосердным к тем, кто не знает милосердия ни к кому?.. Конфуций говорил: «В пятнадцать лет у меня появилась охота к учению, в тридцать лет я уже установился, в сорок лет у меня не было сомнений, в пятьдесят лет я знал волю Неба».

– А в шестьдесят? – спросил Владимиров.

– В шестьдесят лет мой слух был открыт для немедленного восприятия истины.

– А в семьдесят?

– «В семьдесят я следую влечениям своего сердца, не переходя должной меры» – так говорил философ, – Мао улыбнулся. – А как там говорил ваш друг?

– Мой друг? Он говорил: «Будущее за ними». Он говорил: «Когда мы встаём, китайцы уже в поле, когда мы ложимся спать, они ещё там. Будущее за ними».

– Любовь к родине, работоспособность, – Мао достал сигарету, закурил. – И самопожертвование.

Оба долго смотрели на зарю.

– Только Советский Союз, – проговорил Мао, – только Советский Союз – единственный друг компартии Китая. Цену другим союзникам определила сама история. – Он стряхнул пепел. – Есть политиканы, а есть политики. Политики тоже люди, а люди, совершавшие ошибки, более ценны, в будущем на основе своего горького опыта они уже их не повторят. Люди, не совершавшие ошибок, из-за самоуверенности могут легко их допустить.

Мао докурил сигарету, подошёл вплотную к Владимирову:

– Скучаете по родине?

– Я здесь с мая сорок второго года.

– Вы больше, чем корреспондент ТАСС, больше, чем связной Коминтерна при руководстве ЦК КПК. Вы мой товарищ…

Молча они смотрели вслед уходящей заре.

– Январь. Зима в России морознее, чем в Китае. Время от времени я пишу стихи.

Неожиданно для Владимирова он заговорил нараспев, словно запел:

– В день осенний, холодный
я стою над рекой многоводной,
над текущим на север Сянцзяном.
Вижу – горы и рощи в наряде багряном,
изумрудные воды прозрачной реки,
по которой рыбачьи снуют челноки.
Вижу – сокол взмывает стрелой к небосводу,
рыба в мелкой воде промелькнула как тень,
всё живое стремится сейчас на свободу,
в этот ясный, подёрнутый инеем день.
Увидав многоцветный простор пред собою,
что теряется где-то во мгле,
задаёшься вопросом – кто правит судьбою
всех живых на бескрайней земле?..

* * *

Самолёт качнуло в воздушной яме.

– И всё-таки исход войны не за оружием, а за народом, – Морозов закрыл на экране ноутбука файл с фотографиями Отряда 731. – В этом я согласен с Мао Цзэдуном. Ветер с Востока набирает силу. Си Цзиньпин официально подтвердил: народ Китая отдал за свою свободу, за становление своей государственности тридцать пять миллионов жизней.

– О геноциде этого народа, – выдохнул Ройзман, – европейцы, как правило, не знают ничего.

– И не хотят знать.

* * *