Я шел с Ганнибалом

Ганс Бауман Я ШЕЛ С ГАННИБАЛОМ

Искатель кладов

ана и Морик возвращались с водой от колодца. Сестра и брат несли на спине по половине того самого вьючного седла, под которым ранее всегда ходил их осел. Осел странствовал с ними около года и таскал воду из колодцев, но потом он не выдержал тяжелых переходов и погиб. Они засыпали мертвого осла комьями сухой земли. Теперь это стало их делом — таскать воду. Отец разрезал седло посередине и так приспособил обе половины, что они удобно прилегали к спинам детей и надежно держали кувшины. Дважды в день проходили они по тропинке, вытоптанной ослом: на рассвете и вечером, когда на западе возникал в небе огненно-красный диск, который становился все больше и больше, пока не скатывался за горы. Иногда в кувшинах не оставалось воды уже к обеду и тогда им приходилось идти еще раз — когда солнце стояло над морем и море блестело так сильно, что было больно глазам. Земля обжигала ступни ног. Тана и Морик закутывали головы платками; особенно жарко было в июле и августе.

— Глаза от солнца уже не болят, — сказала Тана. Морик не смотрел на солнце. Его взгляд был устремлен вперед.

— Если он опять там копает, мы его сейчас увидим, — сказал Морик и пошел быстрее.

Тана пропустила брата вперед. Ему было двенадцать, ей четырнадцать, и она все еще не забывала за ним приглядывать, хотя за последний год он так вырос, что стал почти на голову выше ее. Все равно она боялась, что это хождение с тяжелыми кувшинами в один прекрасный день может его сломить.

Высокие, суживающиеся книзу кувшины, торчавшие из обеих половин вьючного седла, были полны до краев и тянули назад. Над плечами выдавались стремена. Тана и Морик так глубоко просовывали руки в эти стремена, что могли локтями поддерживать ношу. До колодца надо было идти около часа. Хорошая вода была только там, в крепости. Тана и Морик шли напрямик, через разрушенные дома, потому что это было проще, чем идти вдоль. улиц. Улицы исчезли под пеплом и обломками стен. Некогда огромный город на берегу моря был разрушен и сровнен с землей, и это сделано так основательно, что дома превратились в кучи мусора, погреба — в пещеры. В одной из таких пещер целых два года обитали с отцом и матерью Тана и Морик.

«Дом» им выделили те, кто управлял сейчас этой страной. Им еще отвели кусок земли, намного больший, чем те поля, которые они потеряли. После варварского нападения римляне пригнали сюда, на южное побережье иберийской провинции, около ста разоренных семей. Им предстояло вернуть мертвый город к жизни[1]. Но когда изгнанники увидели, что на месте домов остался один только мусор, когда они увидели заброшенные поля и сады, забитые илом водохранилища, многие из них сразу же отказались работать здесь, а те, которые решили было осесть, в первый же год покинули это место. Осталось только девять или десять семей. Этих немногих удерживал на месте не скудный урожай полей и не добыча на побережье — они поселились на мусорных кучах и стали тайно копаться в них по ночам. Они упрямо верили слухам, что во время осады серебро и золото со всего города было снесено в одно место — в колодец, закрытый железным люком, спрятанным под разным хламом. В первый год в развалинах копали по ночам девять или десять человек, потом пять, потом три, а под конец всего лишь один.

Этот одиночка копал уже около двух лет. Тана и Морик помогали ему много ночей, они перестали ему помогать только неделю назад.

Они не нашли ничего, кроме истлевших лохмотьев.

— Хорошо, что отец хочет все бросить, — сказала Тана.

Морик остановился.

— Посмотри! А этот копает на том же самом месте, что и три дня назад! — прошептал он. — Да еще среди бела дня!

Но шептать вовсе не стоило — человек был далеко.

— Это не наша забота! — Тана подтолкнула Морика вперед.

— Наша, — упрямился Морик. — Нечего ему там искать! Он копает слишком близко от нас.

— Мы же там никогда не копали, — возразила Тана.

— В том-то и дело, — упрямо сказал Морик. — Мы должны были там начать первые.

— Но отец больше не хочет, — сказала Тана. — Он считает, что рыбная ловля, с тех пор как он ею занялся, вполне может нас прокормить. Иди дальше.

Но Морик не двинулся с места. Он все еще смотрел на копавшего человека, и Тана тоже. Она увидела, с каким трудом человек нагибается, как тяжел для него каждый камень. В отблесках солнца его лицо и борода казались красными. Должно быть, он был очень стар. Он вытаскивал из хлама камни, относил их в сторону и складывал из них стену.

— Он хочет построить дом, — сказала Тана. — Такой старик!

Морик взглянул на нее с сожалением:

— Он только делает вид, что ему нужны камни… Он знает, где надо копать. Мы не должны больше скрывать то, что знаем, от отца.

Тана попыталась его отговорить:

— Оставь отца в покое! Он сделал себе лодку и копать больше не хочет.

— Отец снова начнет, как только узнает о том, что мы видели, — заверил ее Морик.