И тут, как будто всего вышеперечисленного было мало, начался судебный процесс, в ходе которого мы с Майком устанавливали опеку над Моникой. Это был очень долгий процесс, он вымотал мне все нервы и совершенно меня разорил. Каждый месяц мне приходилось отдавать американскому адвокату 30 тысяч долларов. А мысли о том, что у меня забрали ребенка, она живет в другой стране, работоспособности не добавляли. Виделись мы только под надзором. Разговаривать с ней надо было только по-английски, и неважно, что Моника практически не понимала этого языка, главное, что надзирательница понимала. По телефону нам с ней разговаривать не давали.
В общем, я не знаю, как выжила вообще в тот год. Я ни о чем не думала, кроме как об этой борьбе. И я победила. Нам оставили обоюдную опеку над ребенком. Единственное условие – я не имею права забирать Монику в Москву, даже на один день. И в этом большая сложность, потому что у нас дома я с ней встретиться не могу. Только на нейтральной территории. И каждый раз при встрече дочка плачет, потому что хочет домой. Потому что последний раз видела нашу собаку Марусю, когда та щенком была, а сейчас ей два с половиной года. Но самое главное – Моника хочет быть в семье, хочет проводить время с братом и сестрой в нашей общей квартире. Да, мы встречаемся все вместе, когда едем отдыхать, но это немного не то. Там мы живем в гостинице. А Моника скучает по дому, где разложены ее вещи, где хранятся ее игрушки и висят на стенах ее картины. Несмотря на то, что она уже полтора года не была в нашей квартире, мы все оставили на прежних местах.
Еще одна моя большая победа – наши хорошие отношения Майком. Меня мало кто понимает, все удивляются, что я, пройдя через весь этот ад, сама инициировала наши хорошие отношения. Но, поскольку я сама – ребенок разведенных родителей, я, еще будучи совсем юной, пообещала себе, что никогда в жизни не позволю, чтобы мой ребенок слышал, как мы с его папой ругаемся. Пока держу слово, данное себе тогда, и очень этому рада. Когда мы с Майком ссорились, я ему всегда говорила:
– А сейчас мы с тобой оставляем все конфликты здесь, в этой комнате, где мы одни, выходим к детям, и ты улыбаешься мне, а я тебе, и мы с тобой спокойно беседуем. Дети не должны подозревать, что мы ругаемся. – Он со мной был согласен.
Именно поэтому моей целью было во что бы то ни стало сохранить мир между нами. Я понимаю, зачем он затеял эту историю с судом. Он пытался действовать в интересах Моники. Да, он делал это грубо, дерзко, резко, мне очень больно было, но он не хотел причинить зло.
Сейчас мы стараемся максимально бережно относиться друг к другу.
А недавно я спросила:
– Может быть, все-таки возможно придумать какой-то вариант, чтобы Моника приезжала хотя бы иногда в Москву? – и Майк пообещал попробовать решить этот вопрос. Верю, что рано или позно у нас все получится. Это путь, который нам всем надо пройти, он сложный, но мы его преодолеем.
Суды закончились, но это были не все испытания, посланные мне судьбой. Придя немного в себя после пережитого кошмара, я задумалась – а правильно ли я живу? Правильно ли я распоряжаюсь своими финансами? Мне было 35 лет, я работала с 16, не покладая рук, но все еще снимала квартиру в Москве и, сколько бы ни зарабатывала – все подчистую тратила. Если не на покупку дорогих часов своему мужу, то на вещи для детей, или швейные машинки, или клипы, или на суды, или на что угодно. Но накоплений никаких и нигде мне сделать так и не удалось. И в голове у меня нет-нет, да и звучали слова мамы: «Ты никогда ничего не завершаешь, ничего не умеешь и ничего не добьешься».
Все мои родственники объявляют, что я – худший человек из всех, когда-либо живших на земле, но отступать мне некуда, решение принято
И тут одновременно случаются два события. Моя подруга берет в ипотеку квартиру в очень красивом жилом комплексе. И я получаю очень хороший гонорар за работу в рекламе шампуня. Гонорар, соответствующий 10 процентам стоимости квартиры, или первому взносу за ипотеку в том жилом комплексе. И я поехала в гости к подруге, в ее свежекупленную квартиру, а заодно полюбопытствовала, что они там предлагают, в том доме. И была впечатлена. «Пора, – решила я, – все складывается как нельзя удачнее. Время обзаводиться своим жильем». Выбрала квартиру и пошла подавать документы на ипотеку. Нам долго не отвечали, но, в конце концов, одобрили кредит. Впрочем, как говорил мой бывший муж: «Рано захлопали». Поскольку я – гражданка Украины, одобрили кредит на совсем других условиях, весьма далеких от тех, на которые я рассчитывала. Первый взнос в моем случае был не 10 процентов, а 30. Отказаться было нельзя, поскольку, как мне сказали: «Если вы не заплатите взнос сейчас, то ваш кредит аннулируется, и потом вам уже не одобрят ни одну ипотеку ни в одном российском банке».