Я - сингуляр

Я опустился на постель, стараясь удержать возбуждение под контролем. От ее тела веет теплом и уютом, лаской и покоем. Я протянул руку, отыскал на той стороне грудь, взвесил на ладони эту горячую нежную тяжесть, потрогал ягодицы. Прав Дэзмонд Моррисон, автор нашумевшего бестселлера «Голая обезьяна», человека двигают только половые инстинкты, как и обезьяну, потому гомо сапиенса, дескать, правильнее именовать голой обезьяной. Все мы зациклены на половой женской щели, потому что миллионы лет наши предки ходили на четвереньках, смотрели друг другу прямо в жопы, и у всех мужчин отложилось в инстинктах, что если половая щель серая, то нечего лезть, можно схлопотать по роже, а то еще и укусят, а вот если покраснеет и надуется...

Потому женщины красят губы, чтобы привлечь внимание, ибо теперь жопы закрыты, а их место занял женский рот. Когда накрашен – мужские инстинкты просыпаются, а если в эти губы еще и впрыснуть геля, чтобы распухли, то станут неотразимо эротичными. К тому же на полную мощь заработает механизм узнавания и замещения той щели, что теперь ниже. Потому на самцов так действует, когда женщина дразнящее высовывает кончик язычка: просыпается родовая память обезьян, у которых это недвусмысленное приглашение к спариванию.

Она засопела сладенько, замурлыкала и повернулась на спину. Я осторожно вытащил ладонь из-под ягодицы. Длинные и все еще красивые ноги раздвинулись, я уловил тонкий нежный аромат, и не мог определить, то ли женские духи, в которые добавляют выделения половых желез, то ли это ее натуральный запах.

– Спи, – сказал я тихо, – до чего же ты хороша...

Не поднимая веки, она шепнула:

– Погаси свет...

Я торопливо протянул руку к ночничку. Слабый огонек погас, я сам ощутил полную свободу и, взяв этот крупный горячий сосок в рот, медленно и чувственно играл языком и губами.

Обескровленный мозг пару раз стыдливо вспикнул, но из-за недостатка кислорода дальше пребывал в полуобмороке, а то место, где насыщенной кислородом горячей крови хватает, взяло власть в свои руки.

Потом, приводя дыхание в порядок, я лежал на спине, мозг снова начал получать с притоком крови часть кислорода, ожил и сообщил язвительно, что, несмотря на всю остроту ощущений, все равно любители сексуальных наслаждений ничего нового не придумали. В пещерное время уже был этот самый промискуитет. Дикие люди жили большими семьями и совокуплялись, не вдаваясь в тонкости родственных отношений: мать с сыном, отец с дочерью, брат с сестрой, не говоря уже о дядях и тетях.

Так что все мимо, мимо... Небольшая острота, связанная с «нарушением приличий», то же самое, что трахаться на улице или в людном подъезде, ежеминутно ожидая, что кто-то войдет. Это прибавляет, согласен, перчику. Любое нарушение нам сладостно, но все-таки в сексе принципиально нет ничего нового и быть не может... по дефолту, по установкам. Это не нанотехнологии, в которых как раз все новое и только новое, а еще и новейшее без конца.

Да и вообще, новым это вот, что у меня щас, только кажется. Потому что здесь, в Москве. А в Швеции, этом доме престарелых, такое уже норма. Там совокупляются все со всеми. Промискуитет стал называться шведской семьей, в то время как греческая любовь, французская и армянская давно потеряли национальные признаки и стали называться гомосексуализмом, минетом и аналом.

Глава 16

Я еще не вынырнул из крепкого сна, а мысль уже работает, хоть и не совсем сбросила оковы. Кто-то сказал, что империи прекращают существование в момент наибольшего могущества, а наибольшее могущество обязательно сопровождается предельным развратом.

Сейчас такого понятия, как разврат, нет. Абсолютно все узаконено и оправдано даже церковью. Сейчас даже президенты стран трахают своих секретарш и практикантов почти на виду у всех, стараясь, чтобы их застали за таким занятием, потому что промах в политике простят: все мы люди, но невнимание к сексуальной жизни может стоить президентского кресла.

В поисках «равного удовольствия для всех», мы же демократы, дошли, как вижу, до промискуитета: не один же я таков, просто мне это открылось только сейчас, но в таких делах я почему-то плетусь в хвосте. Дальше идти некуда. В смысле, опускаться ниже некуда, так что сломать этот мир могут захотеть даже те, кто, подобно Зевсу, перетрахал людей, коней, коз, свиней и даже рыб.

Она сладко чмокнула губами, что-то пробормотала, не просыпаясь. Ее голова на моей руке с часами, я осторожно повернул голову, отсюда в раскрытую дверь видны часы в прихожей, но отблеск стекла не дает рассмотреть, который час. Все равно пора, я не показывался на работе почти неделю, пообещав дома подобрать варианты рекламы средства от перхоти.

Почти бездумно я потихоньку вытащил руку из-под ее щеки, мозг уже прикидывает, что скажу на службе, а ладони сами по себе мнут мягкий и такой теплый живот, где складки захватываешь уже не пальчиками, а широко растопыренными ладонями. Сладкая плоть послушно сминается, никакого сопротивления тугих мускулов, как у иной девчонки, что изнуряет себя шейпингом.