Да, это не огненный дождь и не новая беспощадная религия. Это предельное очищение, это сверхпуританство, это одновременно и молчаливый ответ ученых на все унижения со стороны общества, которое они, ученые, создали. Но на этот раз в соответствии с духом гуманности и политкорректности не будет ни костров с ведьмами, ни религиозных войн. Ничего не будет!
Будет то, что должно произойти: пуритане на этот раз не станут перестраивать мир и переубеждать человечество жить по-новому. Хватит, убеждали, а воз и ныне там. С той лишь разницей, что теперь Содом и Гоморра расползлись по всей планете. Так что пусть эти человечики живут там, в своих простеньких утехах содомогоморья.
И они, пуритане, уйдут в другой мир. Только они.
Мила, двигаясь тихо, уносила чашки на кухню. То ли не слушала нас, то ли женский инстинкт уборки посуды переборол жуткое ощущение Невозврата, а мы, глядя на нее, зашевелились, стряхивая сковавший нас лед.
Я заставил губы шевельнуться, чтобы услышать собственный голос:
– Все верно… Не они… Мы.
Знак бросил на меня хмурый взгляд:
– Слава!
– Да?
– С тобой все в порядке?
– Да-да, – ответил я торопливо, – все нормально.
– Смотри, а то весь побелел…
– Сосуд на жопе пережал, – отшутился я. – Ты, кстати, тоже взбледнул.
– Встань, походи по комнате.
Чернов с силой потер ладонями лицо и уши, потряс головой, словно пес, выбравшийся из реки.
– Тренажер бы какой купить, – сказал он раздраженно. – Хотя бы самую дешевую беговую дорожку!
Гаркуша хмыкнул:
– Зачем она сингуляру?
– Ну, нам пока до сингуляров как до Владика на четвереньках…
Я слушал их краем уха, а мысль продолжала тащить идею, от которой мороз по коже. Да, с приближением Времени Новых Пуритан грядет и жестокий реванш. Наконец-то люди, что создали цивилизацию и которые все равно чуть ли не на дне общества, поднимаются и берут власть в свои руки. И тут-то и придет Великое Очищение, потому что ученые как класс, как порода, как стаз – сами по себе предельные пуритане. Неважно, как и что они едят, как и с кем трахаются, но у них плоть в подчинении, только у них, единственных на планете!
На этот раз будет не просто временная победа духа над плотью, как случалось раньше.
На этот раз…
На этот раз плоть будет упразднена вовсе.
За ненадобностью.
А кому ну никак не жить без нее, что ж, вот вам уютная и защищенная резервация. Здесь можете бесконечно бродить по порносайтам. Конечно, никто из сингуляров не будет ни мешать «простым» людям жить, как хотят, ни уничтожать их. Как не уничтожаем бегающих по асфальту жужелиц.
Чернов воскликнул с энтузиазмом:
– Кстати, я договорился с одним товариществом жильцов, что у них можно выступить с лекцией о трансгуманизме! Это я к тому, что надо наши идеи продвигать в массы.
Я напомнил:
– А кто говорил, что мы не собираемся выступать с проповедями?
Чернов сказал примирительно:
– В любом обществе есть свои экстремисты и свои соглашатели. Гаркуша у нас экстремал…
– Это что за слово? – спросил Гаркуша, он обернулся от своего стола, глаза поблескивают, как у рассерженного зверька в норке.
– Экстремист, – поправил себя Чернов.
– То-то, – сказал Гаркуша с удовлетворением и снова повернулся к экрану. Видимо, против экстремиста не возражает. Возможно, стерпит, если назовут даже патриотом. – А то брякают всякое…
Чернов примирительно усмехнулся мне, мол, не обращай внимания.
– Но истина, – продолжил он прерванную мысль, – как известно, посредине. Конечно же, мы просто обязаны пропагандировать трансгуманизм! Люди совершенно не понимают, что их ждет. Если будут знать, то… возможно, зашевелятся. Возможно, постараются тоже достичь сингулярности и войти в нее.
– А что за товарищество?
– Обычный дом, обычные жильцы. А товарищество, чтобы сообща решать, сколько платить консьержке, ремонтникам, электрикам…
Я кивнул:
– Понятно. Будут в основном пенсионеры.
Чернов посмотрел на меня с опаской.
– Ну и что? Самый деятельный народ… в общественном плане. Слава, я рад, что ты разобрался моментально. Уверен, что ты лучше всех нас сформулируешь цели сингуляров и перспективы Большого Перехода.
– Я? Почему я? Вон Гаркуша говорит лучше!
Чернов покачал головой.
– Гаркуша только здесь силен. А перед незнакомыми сразу тушуется. А в тебе чувствуется руководитель. Пусть у тебя, как говоришь, всего десяток подчиненных, но ты уже научился держаться с ними.
Гаркуша бледно улыбнулся мне от своего стола.
– Не хочется признаваться, но Чернов прав. Я замираю, как над пропастью, если надо выступить перед залом. Пусть даже там будет всего пять человек. Не могу!
Собрание товарищества намечено на выходные, в субботу. Это завтра, так что даже любитель поспать Гаркуша самозабвенно ползает по Инету, собирает все крохи, что могут пригодиться в обзоре грядущей сингулярности, в комнате вкусно и уютно пахнет душистым кофе и ванильными булочками.