Я, следователь...

— В Мексике. Или в Аргентине. — Марушевский подошел к несгораемому шкафу и постучал по бронированной дверце. — Здесь для вас есть кое— что: надежный паспорт и шесть с половиной тысяч фунтов стерлингов.

— На что они мне? — буркнул Севрюков.

— Как на что? — удивился Марушевский. — Купите себе поместье, какую— нибудь там гасиенду, и можете своих индейцев миловать или казнить…

— Что надо делать? — с мрачной решимостью осведомился Севрюков.

Марушевский сморщился, как от кислого:

— Нам очень мешает делегация Красина…

Шестаков разыскал Ивана Соколкова на баке, где тот, разинув рот, слушал бывальщины Гарковца. Поманил его пальцем:

— Ваня, надо сегодня еще перевезти с берега на судно все наши вещички.

— Есть! — вытянулся Соколков. — А вопрос спросить можно, Николай Палыч?

— Ну?

— Мы нынче приборку затеяли. Завтра вещички нельзя перевезти?

— Завтра будет не до того, — сказал Шестаков озабоченно. — Играем раннюю побудку.

— Что, неужели отправляемся?

— Так точно, дорогой мой военмор Соколков Иван Алексеевич! — весело сказал Шестаков.

Соколков радостно сказал:

— Тогда сделаем, товарищ комиссар! Есть, сегодня вещички с берега перевезти!

Шестаков похлопал его по плечу:

— А все— таки, Иван, мы неслыханные молодцы! Завтра полным ходом потопаем.

Соколков уже успел пережить новость и потому сказал вполне невозмутимо:

— Какие могли быть сомнения? Раз надо, значит, потопаем каким надо ходом — хошь малым, хошь полным!

Шестаков озадаченно уставился на него:

— Чего— то я в тебе раньше такой уверенности не замечал, — и легонько подтолкнул его в спину по направлению к баку. А сам бегом спустился по трапу и, насвистывая, пошел по коридору к своей каюте.

Открыл дверь и в сумраке увидел силуэт человека, сидевшего на диване.

Включил свет. В самом углу дивана съежилась Лена Неустроева!

— Лена?! Как вы сюда попали?

Она поднялась, подошла к нему вплотную.

Мгновение стояла молча, потом уткнулась лицом ему в грудь.

Шестаков замер.

— Мне надо было хотя бы еще один раз увидеть тебя… — прошептала Лена.

— Лена, как же…

— Я хотела, чтобы ты знал… чтобы ты поверил… я никогда… никогда не обманывала тебя… Я вообще не могу обманывать! Просто… когда еще пять лет назад я была невестой капитана второго ранга Петра Чаплицкого… все ведь было по— другому… и я еще не знала тебя… Ты понимаешь?…

Шестаков молча кивнул. Лена продолжала порывисто:

— С тех пор промчалась вечность. Никого не существует давным— давно… Я ведь не виновата, что Петр прибежал от погони ко мне!.. Он называл тебя Тибальдом из Чека…

Шестаков обнял Лену за плечи, чувствуя, как ее тело содрогается от сдерживаемых рыданий. По— детски всхлипывая, Лена сказала:

— Я не хочу жить без тебя, Коленька… Все неинтересно, везде пусто… Коленька, возьми меня в жены!.. Никто не будет любить тебя так, как я…

Шестаков гладил ее по волосам, тихо улыбался:

— Ишь, выискалась невеста— самосваха!

Лена сквозь слезы засмеялась, закивала головой.

А Шестаков сказал с деланным огорчением:

— За меня нельзя замуж — у меня две макушки.

— Ну и что?

— Примета: две жены будет!

Лена посмотрела ему в лицо, сказала по— детски:

— Не— а… Только одна.

— Почему? — удивился Шестаков.

— Мне нянька нагадала, что суженого найду я поздно, полюблю на всю жизнь, проживем вместе век и он мне закроет глаза…

Шестаков, военмор, краснознаменец, начальник Сибирской хлебной экспедиции, счастливо, блаженно улыбался, слушая шепот Лены, целовал ее в лоб, в глаза, в губы, и ни о чем, ну, совершенно ни о чем другом не думал в этот прекраснейший миг своей жизни.

…Суда экспедиционного отряда вытянулись в линию на Архангельском рейде.

Были они ярко расцвечены флагами, сигнальщики отмахивали с корабля на корабль последние команды.

Шестаков поднялся на мостик флагманского ледокола «Седов». Неустроев, оторвавшись от штурманского стола, встретил его по всей форме, отрапортовал:

— Товарищ особоуполномоченный ВЦИК по проведению Сибирской хлебной экспедиции, особый морской отряд к ледовому переходу готов!

Шестаков отдал команду:

— Отряд! К съемке якорей — готовьсь!

— Есть, к съемке якоря готовиться! — отозвался капитан «Седова», и сигнальщики просемафорили приказ на караван.

Шестаков вышел на крыло мостика, крепко уперся в обвес, осмотрел собравшийся на палубе экипаж — здесь же, внизу, находились Лена, Болдырев, Соколков.

Шестаков сказал команде короткую речь:

— Товарищи моряки! По воле правительства РСФСР, по указанию Российской Коммунистической партии большевиков сегодня мы отправляемся в трудный, опасный поход. Вопрос доставки хлеба — это вопрос жизни и смерти для всего Северного края Республики.

Рабоче— крестьянское правительство, зная те огромные тяготы и трудности, что ждут экспедицию, сделало все, чтобы снабдить нас всем необходимым. Щедрой рукой отпустило все нужное, хотя каждый выданный нам фунт, хлеба, угля, керосина обездоливают в такой же мере трудящееся население!

Шестаков прошелся по мостику, зорко разглядывая каждого, стоящего на палубе. Выбросил вперед руку: