Я — следователь

Наши глаза на секунду встретились. На одну только секунду, и Юлиан Степанович поспешно скользнул взглядом в сторону. Увы, сомнения у меня возникли снова.

Ими я и поделился с прокурором. Тот долго думал, по привычке потирая переносицу.

— Что скажете, Петр Ефимович? — не выдержал я.

— С одной стороны, все вроде правильно. Превышение скорости, тяжкие телесные повреждения, значительный материальный ущерб... Автомобиль-то здорово побит? — размышлял вслух прокурор. — И не восстановлен?

— Не восстановлен, — подтвердил я, в глубине души удивляясь, что Тельцов интересуется сведениями, на первый взгляд не имеющими прямого отношения к делу.

— Не восстановлен! — обрадовался прокурор, удивляя меня еще сильнее.

— Это нам ничего не дает.

— Не дает? — непонятно улыбнулся Петр Ефимович.

— Конечно, не дает.

— Я пришел к выводу: ты не доверяешь памяти Бершадского? — Тельцов вроде бы и не замечал моих возражений.

— Сказать точнее, сомневаюсь в добросовестности его памяти.

— Тогда попытаемся обратиться к другой, беспристрастной памяти. И объективной. К памяти металла. С сопроматом знаком?

— Не приходилось.

— А вот мне приходилось. До войны ведь я обучался в горно-металлургическом. Война помешала стать инженером. А после войны, как мало-мальски грамотного, — пошутил прокурор, — направили работать следователем. Думал, временно, но жизнь заставила кончить юридическую школу, затем ВЮЗИ. Вот временное и растянулось на всю жизнь... Это все беллетристика. Мы ушли от темы. — Петр Ефимович согнал с лица остатки улыбки. — Перейдем к существу. По деформации металлических частей автомобиля Бокова попытаемся установить его максимальную скорость в момент столкновения со столбом...

Заведующий кафедрой сопротивления материалов Н-ского политехнического института профессор Трутников провел металловедческую экспертизу и по глубине вмятин на лобовой части «ГАЗ-69» определил силу удара. С помощью математических преобразований была установлена скорость движения автомобиля, управляемого Боковым. Она составила не более 51,6 км в час. Экспертиза подтвердила показания Бокова и опровергла показания Бершадского. Теперь я без всяких колебаний и сомнений мог выносить постановление о прекращении уголовного дела в отношении директора училища механизации сельского хозяйства Александра Артемьевича Бокова.

Оставался завершающий разговор с Бершадским. Предстояло разобраться в причинах его поведения. Может ли человек предчувствовать грозящую опасность, предстоящие неприятности? Глядя на Бершадского, можно было положительно ответить на этот вопрос. Он был так же элегантен и слегка высокомерен, но теперь в выражении лица что-то неуловимо изменилось, во всем облике не проглядывало и капельки торжества. Скорее, он был насторожен, весь как-то натянут. Двигался скованно и опасливо, вроде со всех сторон его окружали окрашенные стены и он боялся вымазаться в свежей краске. Аккуратно примостившись на краешке стула, упорно избегал моего взгляда. Я же решил не играть в кошки-мышки и сразу заявил, что он уличен в даче ложных показаний.

— В даче чего? — переспросил Юлиан Степанович, смешно вытянув шею.

Улыбка медленно сходила с его губ. По всему было видно, что он сразу же понял суть происходящего, но пытался как-то оттянуть разговор и выиграть время. Я же молчал и вынудил его продолжить.

— Не может этого быть, — вконец растерялся Бершадский, облизывая пересохшие тонкие губы. — Не может этого быть, — повторял он едва слышно. Тонкая кадыкастая шея как-то странно дернулась. Юлиан Степанович вроде бы поперхнулся. Я налил стакан воды. Когда он немного успокоился, мы продолжили наш нелегкий разговор.

— Ознакомьтесь с заключением металловедческой экспертизы...

— Да, против науки не попрешь, — обреченно согласился Бершадский. Листки в его руке мелко подрагивали. — Везет же этому Сашке. Всегда был баловнем судьбы.

— Сейчас речь не о Бокове, а о вас. Признаете, что дали следствию заведомо ложные показания?

— Ничего не остается делать, — с глубоким вздохом согласился Юлиан Степанович.

Тщательно проработанный план рухнул. Рухнул неожиданно. А как нетерпеливо он ожидал, что Боков окажется на скамье подсудимых! Он просто горел нетерпением. И все напрасно. Напрасны бессонные ночи, проведенные в ожидании предстоящего торжества. Напрасна вся его хитрость, изворотливость. Боков опять оказался прав, как был прав всегда в жизни. От этой мысли тошнота появилась в груди, кровь звонко застучала в ушах, и Бершадский уже не мог контролировать себя.