Я, следователь..

При всем том заявляю категорически: к убийству я никакого отношения не имею, убитого никогда не знал и не видел, за что и кем он убит – мне неизвестно.

Следователь. Имеете ли вы вопросы друг к другу?

Вопрос Колесовой к Прокудину. Скажи, Юрий, вот здесь, перед следователем, когда ты станешь человеком, когда возьмешься за ум?

Следователь. Вопрос отводится, так как не имеет отношения к расследуемому делу…

…Уголовное дело – штука строгая. Следователь не вправе заниматься вопросами, не имеющими прямого отношения к делу. Эти вопросы отводятся. Но ведь из жизни их не отведешь, эти вопросы проклятые?..

Лист дела 16

Пытаться найти убийцу, не зная даже имени убитого,– так же наивно, как прикурить от зажигалки, заправленной томатным соком.

Ведь почти никогда не бывает, чтобы один человек подошел к другому и убил его просто так. Что-то важное, очень важное происходило до этого, и только потом один был убит. Но чтобы узнать, что происходило, надо хотя бы выяснить, кого убили. Кто он такой, убитый? Надо, надо узнать. Иначе дело умрет на корню.

А ведь прошло больше суток после убийства. Уходит самый благоприятный для следствия момент розыска – «по горячим следам», момент, который мне никогда не удастся восстановить.

Часов в девять привезли протокол допроса того парня, с которым, по сообщению анонимщика, «Федька Асташев позавчера в павильени вместе пили…».

…Я, Рожков К. П., второго сентября с. г. был выходной, и около двенадцати часов дня приехал в Солнечный Гай – искупаться и навестить своего приятеля – Федора Асташева.

Асташева я знаю три года. Он работал у меня в геологоразведочной партии в Саянах. Парень он, несомненно, честный и очень добрый. То, что было у него в молодости, – давно прошло и позабыто. Как я знаю, сейчас он работает отлично…

Начальник отдела «Горгеотреста» Рожков полностью подтвердил показания Асташева:

…Вечером Асташев мне сказал, что у него два отгула и завтра он собирается съездить к своей девушке в Коктебель. Имя этой девушки – Нонна.

Когда утром третьего сентября я проснулся, Федора уже не было, и соседка сказала мне, что он часа полтора назад уехал в Коктебель. Было около девяти часов. Я выпил молока и отправился домой.

О происшествии на шоссе я ничего не слышал и не знаю. Ни у меня, ни у Федора огнестрельного оружия нет. В павильоне и на танцах нас видело много народу, и я не сомневаюсь, что люди это подтвердят.

Записано собственноручно. Рожков.

Теперь надо было узнать, когда Асташев вернулся из Коктебеля.

Лист дела 17

Я позвонил домой по междугородной и сказал Наташе, что приеду ее проводить прямо в аэропорт.

– Зачем? – сухо спросила она.

– Натка, я хотел поговорить с тобой…

– Ну, и говори.

– Нат, это не телефонный разговор.

– А-а! У нас все разговоры телефонные!– и положила трубку.

Да, похоже, моя семейная жизнь дала приличную трещину. Я снова заказал разговор. Наташа долго не снимала трубку, потом звонки ей, видимо, надоели, и она сказала сердито:

– Слушаю!

– Вот ты и слушай, а не бросай трубку,– сказал я притворно веселым голосом.

– Слушаю,– сказала она грустно.

– Натка, ты зря сердишься. Я ведь не бездельниц чаю и не развлекаюсь. Дело паршивое попалось,– и торопливо добавил:– Но я все-таки надеюсь управиться с ним побыстрее и догнать тебя в Гагре.

Наташа молчала.

– Я прилечу на самолете, ты будешь встречать меня, и мы с тобой будем гулять и потрясающе развлекаться.

Наташа молчала.

– Ну, что ты молчишь?– не выдержал я. – Скажи хоть одно человеческое слово!

– А что я тебе скажу?– спросила она тихо, и я услышал, даже не услышал, а почувствовал, что она плачет.

– Наточка, Натка, ну зачем ты так? Ведь ничего же не произошло. Ну, плюнь. Я же через несколько дней прилечу.