«Я слушаю, Лина…»

– Малыш! – крикнула я с порога. – Послушай! Это уже не смешно! За нами, по-моему, следят! Ты никого не заметил?

Он тихо возник в прихожей. И я присвистнула. Гладко расчесанные, блестящие после мытья волосы. Отутюженная чистая рубашка. Аккуратно залатанные джинсы. И даже «бабочка», которую он умудрился соорудить из куска материи. Его зеленые глаза сияли. На губах играла мягкая улыбка. Теперь, пожалуй, он вполне походил на хорошенького гимназиста. Почти маменькиного сыночка.

– Я помогу тебе Лина.

Он взял из моих рук пальто и бережно повесил на вешалку.

– Ну и ну! – я шумно вздохнула.

– И дворнягу можно научить петь. Вот послушай.

Он взял гитару. Опустился передо мной на колени. И запел низким, густым, очень мелодичным голосом. Он определенно не лгал, говоря мне когда-то, что здорово умеет играть на гитаре. Но я и не предполагала, что у него такой прекрасный, хорошо поставленный голос.

«Дорогая, сядем рядом,
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.
Это золото осенье.
Эта прядь волос белесых
Все явилось, как спасенье
Беспокойного повесы…»

…Он пел мне Есенина, неотрывно глядя в глаза. Он думал обо мне. О нашей любви. Он не хотел думать о будущем. Думать о будущем он предоставил право мне. Сам же хотел нагнать бестолково растраченные годы. И ему это удавалось. Я видела.

Я погладила его волосы. Взяла его руки в свои. И улыбнулась. Мне хотелось подарить ему нежность. Нежность, которую я узнала только в последние дни.

– Это прекрасно, что ты поешь. Ты сам сочинил музыку.

– Да, сам. Когда я читал Есенина. Музыка сама по себе подбиралась. Я даже не читал. Я сразу пел. Я поражаюсь, Лина, как я мог раньше без этого жить.

– Знаешь, сколько в твоей жизни будет приятных вещей. О которых ты и не подозревал.

– Они могли быть, Лина. Но теперь… Теперь вряд ли. Я их не заслужил. Я все чаще вспоминаю ее… И она мертва. И только по моей вине. И ничего не исправить…

– Если бы не эта трагедия… У тебя все бы было по-прежнему. Разве не так?

– Да, может быть. Но не такой же ценой менять жизнь.

– Да, не такой. Но… Ноты сделал это, Малыш, не специально. И поэтому ты можешь заслужить прощения. Если твоя жизнь станет осмысленной. Ты перестанешь попусту тратить время. Перестанешь пить, водиться с подонками, вляпать в грязные истории. Пойми, в тюрьме тебя ждет тоже. Нет, еще гораздо худшее. Там ты ни за что не заслужишь прощения.

Он отрицательно покачал головой.

– Дело не в этом, Лина. Дело не в тюрьме. Я уже тюрьмы не боюсь. Дело в смерти. Я ее не заслужил.

– Ну, конечно, конечно, не заслужил, – я прижала его голову к своей груди. – И мы обязательно обманем ее. Обязательно. Только ты мне должен помочь.

– Помочь? – Он слегка отпрянул от меня. И испытывающе заглянул в мои глаза. – Я не понимаю.

Я встала. И медленно прошлась взад-вперед по комнате. Я не знала с чего начать разговор. Я понимала, что в этом случае важно осторожность.

– Скажи, Олег, – наконец сказала я. – Почему ты был со мной не до конца откровенен? Мне это не нравится.

– О чем ты? – в его дрогнувшем голосе послышалась нескрываемая тревога. Он, видимо, понимал, о чем.

– Ты прекрасно знаешь, о чем. В тот вечер, кроме тебя и Нины был еще один человек.

– О, Боже, – выдохнул он. И схватился за голову. – Ты узнала. Ну, конечно. Нет ничего, что ты не можешь узнать.

– И это в твою же пользу. Если бы ты понимал это. Ты бы все мне рассказал.

– Я не хотел лгать. Но я дал слово. Я не мог его выдать. Я умею держать слово, Лина.

– Я так и знала. Держать слово, рискуя своей головой! Очень здорово, – в моем голосе послышались нотки явного раздражения.

– Но этот свидетель не так важен, Лина! Я не дурак! Я это отлично понимал! Если убита дочь прокурора, то факты так перетасуются, что свидетель может быть не в мою пользу. Тем более такой, как Рыжий. Его запросто можно прижать к стенке. И он смог бы заговорить против меня. Понимаешь! Тогда уж точно мне не сносить головы. И рыжий мне честно сказал, что если его станут пугать прошлым. Он может не выдержать. Поверь, Лина! Нам не нужен свидетель!

– Ты прав. Свидетель не нужен. А убийца?

В доме воцарилось молчание. Казалось, даже ветер перестал выть за окном. И вьюга утихла. Мы стояли друг напротив друга. И смотрели друг другу в глаза. Мой взгляд был тверд и решителен. Мне нужно было выдержать эту немую сцену. В его взгляде перемешались непонимание, гнев, страх, неверие. Что я могла такое сказать. Он немую сцену не выдержал. Он оттянул черную «бабочку», словно она душила его. Ипервым нарушил молчание. Он еще верил, что не верно растолковал мои слова.

– Убийца уже есть, – прохрипел он. – И это ясно.

– А я так не думаю, – твердо ответила я. – Конечно, убийца есть. Но кто – вот вопрос.

– О, Боже! – он схватился за голову. – Я не верю… Я не верю, что ты кого-то хочешь подставить, Лина. Скажи, что это не правда! Ну, пожалуйста, скажи…