Я слышу, как ты дышишь

— У вас пятеро, если у них будет хотя бы по двое, то как раз десять и наберется. А учитывая, что вы считерили и завели себе детей почти своего возраста, к девяноста уже и их дети успеют размножиться, у вас точно будет больше десятка внуков. Какой роскошный будет старый пень, а? Замшелый такой, с бородищей по колено, с бровями, с ушами. Такой палочку поднял, говорит: "Двейн, когда идем волосы в носу стричь?" А Двейн говорит: "Вы опять таблетку от склероза выпить забыли? Я их уже лет пять не стригу, отращиваю, моей старухе нравится, говорит, я животное".

Двейн напряженным от серьезности голосом добавил:

— А господин скажет, что неприлично к госпоже с нестриженным носом… Ай! Драки в лазарете запрещены!

Вера обернулась, увидела как по столу и полу вокруг кресла разлетаются бумажки, а министр сидит с постным лицом совы под душем. Укоризненно цокнула языком:

— Ай-яй-яй, бить больного человека, пострадавшего, пытаясь защитить вас — как не стыдно?

— Это его работа, — прошипел министр.

— Нет, его работа — заместитель начальника отдела, а не телохранитель. По должностной инструкции, он должен был внимательно пронаблюдать ваше падение, принять командование и руководить поисково-спасательной операцией. Нет?

За спиной была тишина, Вера обернулась, оценила физиономию напоказ напряженного и злого министра, смущенного и довольного Двейна, подождала реакции. Министр посмотрел на зама и вздохнул:

— Ты чего должностную инструкцию не соблюдаешь?

Двейн выдохнул и сгорбился, насколько позволяли повязки, пробурчал:

— Еще и виноват остался.

Вера рассмеялась, махнула рукой, переставила все на другой стол, чтобы хотя бы краем глаза видеть обоих, и опять взяла нож:

— Ладно, хрен с ними, с инструкциями. Ты мне лучше расскажи, что за проблемы у тебя с кубиками?

Двейн непонимающе нахмурился, министр наоборот сделал понимающую физиономию и стал изучать руки. Вера решила уточнить:

— Я видела, как ты разламываешь кусочки, везде — картошку в супе, мясо, бутерброды даже выбираешь те, которые из обрезков. Это такая жажда разрушения на почве перфекционизма или ты за что-то не любишь кубики?

— Не люблю кубики, — смущенно улыбнулся Двейн, — если в моей тарелке ровные красивые куски, то у меня ощущение, что я ем чужое. — Вера изобразила выпадающие от шока глаза и он объяснил: — Когда я служил на кухне, то все ели из одного котла, просто в разное время. Еда для господ и слуг готовится одинаковая, только всякие деликатесы подаются дополнительно, а простые блюда, вроде супа или риса, готовят на всех. Когда все только приготовлено, сразу подают господам, им выбирают лучшие куски, красивые и ровные, потом придворным и слугам высокого ранга, им выбирают из того, что осталось, но тоже выбирают. А поварятам и низкоранговой кухонной прислуге достаются остатки, то, что сломалось или подгорело. Еду с целыми кусками я ел только из тарелки господина, два раза в жизни.

— Хм… — Вера задумалась, как раз дочистила картошку и стояла рассматривала ее.

— А как ты относишься к треугольникам? — обернулась, Двейн хлопал глазами, она добавила: — Звезды, может быть? Кружочки?

Двейн впал в ступор и даже с выражением лица пока не определился, зато министр поднял голову и ехидно улыбнулся:

— Расширение сознания, братишка? Что ты думаешь о звездах в супе? Давай, учись мыслить роскошно — суп для выздоравливающих, со звездами, эксклюзивно для тебя.

На плите закипела кастрюля, и Вера подумала, что сейчас добьет беднягу. Сняла крышку, аккуратно выловила ложкой луковицу, разрезанную в виде лотоса, повернулась к зрителям и интригующе позвала:

— Двейн? Хочешь, магию покажу?

Он вроде бы очнулся, неуверенно кивнул и с сомнением посмотрел на луковицу. Вера открыла шкаф с мусорным ведром и балетным движением отправила луковицу в мусор.

У Двейна отпала челюсть. Вера улыбнулась и шепнула:

— Я знаю, что ты не любишь лук.

— Откуда? — неверяще выдохнул Двейн, министр выглядел слегка озадаченным, похоже, он не знал.

— Ты его на край тарелки откладываешь, а потом съедаешь весь, как лекарство. Предпоследним, чтобы можно было чем-то заесть. — Он зажмурился и опустил голову, Вера изобразила вопрос к потолку: — Зачем есть то, что не нравится?

— Что мне дают, то я и ем, — терпеливо объяснил Двейн.

— Идеальный муж. Но не особенно счастливый. В мире так мало вещей, которые мы можем полностью контролировать, так зачем лишать себя хоть одной из них? Время, в которое ты родился, семья, страна, климат, правительство, мода — все решается без тебя, но содержимое своей тарелки ты можешь выбирать сам, не хватало еще есть то, что не нравится. Ты со мной согласен?

— Я не могу выбирать, что есть, — медленно, как умственно отсталой, сообщил Двейн, — я ем в столовой. И Булат меня сильно не жалует, я не знаю, почему.

— Он не любит цыньянцев, — тихо сказал министр, — они ему много крови попортили в конфликте на У-Фэйе, ты тут ни при чем.

— Он воевал на У-Фэйе?