– Нет, ну надо же, как он изменился! Весь такой великолепный, респектабельный, держится с достоинством, и, в то же время, легко и просто. Заикаться перестал, видимо вылечился. Уверенный весь в себе такой, но очень приятный в общении. Никакой заносчивости! И не женился до сих пор, представляешь! – сказала она Виталию как-то уже совсем задумчиво.
Семакин тогда не обратил особого внимания на ее восторженный рассказ, потому как, мало ли у кого какие обожатели были в школьные годы? Да и у него тоже такая девочка жила в воспоминаниях о туманной юности. Девочку ту звали Машей Лопуховой, и она не давала ему в школе проходу, что, конечно, было очень для него лестно, но и очень обременительно. Машенька старалась попасться ему на глаза где только можно, даже возле туалета подкарауливала, делая вид, что случайно проходила мимо. Пацаны посмеивались над Виталием, но не исключено, что и завидовали. И где теперь эта Маша? Давно выскочила замуж, когда еще он в армии служил. Поэтому, воспоминания жены о каком-то там заике-однокласснике, стеснительном и смешном, а теперь ставшем видным и интересным, ему тогда никакой тревоги не внушили. Теперь вот все отчетливо вспомнилось и Виталию стало как-то не по себе. Получается, зря он в то время проигнорировал рассказы Ольги. Наверное, надо было внимательнее прислушиваться к словам жены. Вдруг, она за то время, что прошло с момента первой их случайной встречи, виделась с Любавиным еще? А может, и не раз! Ведь не исключено, что Ольга ушла с сыном именно к нему, этому Володе. Ишь, красавец какой выискался! Школьную любовь свою вспомнил? Интересно, чем этот Любавин лучше его, Виталия? Нет, ну понятно, от него благополучием и достатком разит на версту, но разве это главное?
Виталий скрипнул зубами, тяжело заворочался в постели. Стал припоминать, может, Ольга еще чего говорила, да он не обратил внимания, или уходила как-нибудь надолго, и неизвестно куда, но ничего больше, указывающего на Ольгину скрытую от него жизнь, вспомнить не смог. Но это его теперь совсем не успокоило.
– Надо подождать, – сказал он, с неудовольствием отметив про себя, что частенько начал разговаривать вслух сам с собою, – вернется.
«А если нет?» – сразу забегали в его голове мысли. – «Нет, я не хочу! Я ее люблю! Они мне нужны, я без них жить не смогу!»
Он выбрался из постели и еще раз сходил на кухню, выпил теперь уже минеральной воды из холодильника, при этом с ненавистью осмотрел неубранный стол, на котором остались стоять две пустые бутылки и остатки недоеденной закуски. Под столом стояла еще одна пустая бутылка. Она-то откуда еще взялась? Что-что, а такого беспорядка на кухне он не любил.
Виталий подумал, что и в самом деле слишком часто стал выпивать, вот уже подряд два дня получилось, пора завязывать, иначе это может войти в привычку. Получается, что Ольга права, уйдя от него, говорила же, что ей совсем не улыбается перспектива жить с вечно поддатым мужем, и растить при таком отце ребенка.
Ближе к утру ему с трудом удалось заснуть. Спал он неспокойно, во сне ему привиделось, как он бежит за набирающим скорость поездом и что-то кричит изо всех сил Ольге, которая смотрит на него из окна вагона глазами, полными печали, а позади нее стоит незнакомый Виталию молодой мужчина в очках, который по-хозяйски положил ей руку на плечо. Вот уже у Виталия нет никаких сил бежать за поездом дальше, он спотыкается, падает, больно подворачивает ногу, а состав исчезает вдали, унося от него прочь жену и сына.
Утро воскресенья встретило Виталия ярким светом и, уже ставшей почти привычной, ненавистной тишиной в квартире. Стрелки на часах показывали полдвенадцатого.
– Ох, ну и ничего себе! – неприятно изумился Семакин. – Второй день к обеду просыпаюсь! Так можно и всю свою жизнь проспать! Вот я соня! Что же такое-то, а?!
Он сроду так долго не спал. Конечно же, сказалась неспокойная ночь и посиделки с Никитой. Он вскочил с кровати, бросился в ванную. Кинул на себя взгляд в зеркало и совсем расстроился. Да… Лицо его в этот раз ничем не отличалось от того, что он увидел в зеркале прошлым утром. Оттуда на него смотрел точно такой же опухший, помятый и неприятный человек, в котором ему даже не хотелось узнавать самого себя. Ну и мерзкий вид у него!
Недовольно бурча и кляня себя на чем свет стоит, Виталий с остервенением принялся умываться, чистить зубы и бриться. Бурчал он в свой адрес, высказал себе все, что хотел, по поводу того, что ему надоело видеть свою гадкую рожу в этом зеркале. Высказавшись, он почувствовал некоторое удовлетворение, дал себе слово не прикасаться к спиртному вовсе, не то что пить его, хотя бы в ближайшие полгода. Засомневался, было, в реальности такого большого срока, но постарался подавить в себе всякие сомнения. Нужно же хоть во что-то верить! Иначе как жить без веры и надежды?