Большое спасибо за письмо.
Удалось мне недавно познакомиться в Польском Радио с эпизодом Твоих воспоминаний, где пишется о нашем совместном путешествии в Москву в 1947 году
[1096]. Очень забавно: смеялся до упаду.Я не знаю до сих пор кулисы этой истории и фантастического путешествия из Бреста в Москву. Только знал то, что Ты мне рассказывал во время нашей встречи в гостинице Алерон в Праге несколько лет тому назад
[1097]. Поэтому трудно мне сейчас что-нибудь исправлять [1098].Одно могу сказать: Кручковский
[1099]был в 1947 году Вице-министром Культуры и Искусства, а не Министром просвещения.Это все. Остальное может остаться так, как есть.
Si non `e vero, `e ben trovato
[1100].Жму Твою руку и шлю сердечный привет Твоей Жене.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1518. Л.17. Станислав-Рышард Добровольский (1907–1985) — польский поэт.
<Москва, 27 марта 1964>
Дорогой Илья Григорьевич!
Посылаю Вам Вашу речь о Тынянове. О сборнике
[1101]говорил с Косолаповым [1102]. Он очень заинтересован, обещает включить в план 1965 года.Кроме воспоминаний, в сборнике будут опубликованы автобиографические рассказы Ю.Н.<Тынянова>. Мы нашли их в архиве. Посылаю Вам свой многострадальный второй том. И поздравляю с выходом Вашего второго
[1103]. В гослите у всех было по этому поводу приподнятое настроение, а Ваша личная редакторша [1104]торжествует.Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1634. Л.4
<Москва, март 1964>
Дорогой Илья Григорьевич!
Позволяю себе поднести Вам оттиск статьи о судьбах европейского наследства
[1105]как в знак глубокого уважения Вам и привязанности, так и по некоторым личным причинам.Однажды в годы войны я в лагере
[1106], прислонясь к мокрой сосне, к которой был прикреплен репродуктор, слушал Ваше выступление и навсегда запомнил, как Вы призывали к безотказной патриотической борьбе в защиту советской Родины и против фашизма словами о значении европейской культуры для прогресса человечества.Ваш
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1443. Л.3.
<Москва,> 19 мая 1964
Дорогой Илья Григорьевич!
Я еще раз перечитал главу, посвященную Фадееву
[1107], и, к сожалению, решительно не считаю возможным ее опубликование в «Новом мире». Мотивы свои я высказал Вам на словах [1108], могу лишь повторить здесь, что Фадеева Вы, конечно, не желая того, рисуете в таком невыгодном и неправильном, на мой взгляд, свете, что, напечатав ее, я поступился бы дорогой для меня памятью друга [1109]и писателя. Это же относится и к отдельным строкам о Фадееве, разбросанным там-сям в рукописи (стр. 243, 285, 358, 418).Предложенная Вами «связка», которую Вы заключаете в скобки на стр. 187, соглашаясь опустить главу, не может быть принята
[1110], - это немыслимое дело — указывать, что здесь опущена глава, которая не нравится редактору журнала, — это курам смех.Подумайте и Вы еще раз, Илья Григорьевич, о том, как выйти из этого затруднительного положения.
Впервые —
<Москва, апрель-май 1964>
Дорогой Илья Григорьевич!
Помимо Данина
[1111]твою рукопись читали его жена, старый редактор «Знамени» Разумовская [1112]и Ф.Вигдорова. Обе (не зная, конечно, друг про друга) в основном заявили одно и то же: бесконечно интересно, никакого спада, но оценка Сталина неприемлема сегодня. После всего происшедшего и ставшего известным непонятно, как Эренбург может писать, «ценя ум и волю Ст<алина>» (стр.425), что противоречит даже фразе «наш народ все равно строил». Если Раскольников в 1939 г. (и видимо раньше) все понимал [1113], как следует из его письма Сталину, которое теперь все читают, то как же не понимал Эренбург? Но если даже непонимание принять, то итог невозможен, тем более что непонимание и сомнения все равно удивляют. Где-то сказано: плохие средства ведут к плохой цели. Как же не отнести это к Сталину? Лучше ничего не писать о Ст<алине>, чем полуоправдывать его сегодня. Мы все равно не знаем, что скажет история, но сегодня это звучит неприемлемо. (Оговорюсь на всякий случай: обе — твои горячие поклонницы. Кроме того, думаю, что сам Дании тоже этого мнения, но не сказал, п.ч. 1) стеснялся, 2) его об этом не спрашивали.)Из мелочей: 1) вычеркнуть из списка Кирпотина: до того, как его объявили космополитом, он оч<ень> жестоко травил других
[1114]. 2) не надо укорять Сартра по поводу Венгрии — он был прав [1115]. 3) «…я понял, что „9 вал“ был ошибкой» — тут и оборвать [1116].Я сам просмотрел рукопись, но, видно, мне уже трудно судить после I варианта. Кроме того, по возрасту я близок к тебе, а не к ним, а сейчас — самые непримиримые моложе нас (хотя Разумовской около 60, а Вигдоровой — 50). Отвечаю лишь за то, что нет спада, что увлекательно, как раньше; Ст<алин> не объяснен и потому неубедителен, а декларативен, это я говорил уже.