Я слышу все… Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967

Ему нравилось вспоминать мимолетный разговор с Вами. Вы сказали: «Если вы еще раз скажете мне про Биробиджан — я возьму ножик и зарежу вас…»

Квитко нравилось то, что и Вы были против этой безумной идеи.

Еще раз спасибо за книгу «Люди, годы, жизнь» — это история Вашей жизни — история нашей страны.

С глубоким уважением

Б.Квитко

.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1668. Л.1. Берта Самойловна Квитко — вдова расстрелянного еврейского детского поэта Л.М.Квитко (1890–1952).

460. Д.Гарай

<Дрезден, март 1965>

Глубокоуважаемый Илья Григорьевич!

Разрешите мне писать Вам по-немецки, т. к. я по-русски пишу с ошибками.

Советский товарищ подарил мне Вашу книгу «Люди, годы, жизнь». Купить ее у нас в ГДР ни на русском, ни на немецком нельзя. Вы знаете, что в ФРГ книга переведена, продается и читается, но почта не пропускает вышедших там книг.

Я пишу Вам, чтобы поблагодарить за книгу. Много, слишком много имен, которые Вы с болью называете, я знаю, встречал, многих знал, многих знал хорошо — в Германии, в СССР, в эмиграции. И в лагере.

Прежде всего я хочу написать Вам о Лоти [1147]. Я работал с ним на Колыме в одном цехе, также и с другими «испанцами», имена которых я, к сожалению, не запомнил. Также с советскими летчиками-испанцами. Мы были друзьями, добрыми друзьями, товарищами.

Лоти тогда работал — это было на Колыме, на 23 км, в лагере инвалидов — как полировщик, т. е. полировал ящички и другие предметы до «полного» блеска. Работа для инвалидов — там была дерево-обделочная (по-русски в тексте), где производились игрушки, кое-какая мебель и разные бытовые предметы. В пашем цехе эти вещи раскрашивались и полировались. Эту умную работу и выполнял Лоти.

Он был болен, в Лефортове ему отбили почки. Может быть, Вы давно знаете все о нем, встречали людей, которым удалось оттуда вернуться. В определенный час дня все впадали в непреодолимый сон — цинга. Его бригадиром был грубый уголовник, человек пожилой, который немного разбирался в этой работе и что редко, в отличие от прочих уголовников — немного работал. С Лоти он был особенно груб, тот не шел ни на какие уступки. Мы все любили его и высоко ценили, его знания были необыкновенно обширны. Многие из молодых заключенных обращались к нему по самым разным вопросам, — он давал на все основательные, понятные объяснения.

Это были <19>40–41 годы. Вскоре после начала войны этот лагерный пункт был ликвидирован, на корабле мы приехали на материк <по-русски в тексте> якобы как безнадежные (кандидаты на смерть), но мы остались в Сибири еще долго после конца войны, в большинстве случаев — двойной срок. Ну, это все Вы знаете.

Я вспоминаю, что Львович однажды получил от жены письмо, что она вскоре будет держать экзамен на врача, а затем приедет на Колыму врачом. Лоти сказал: «Тогда я сейчас же сделаю так, чтобы меня послали на прииск (по-русски в тексте)». Это была верная смерть, не только для такого инвалида. Я удивился, возмутился: «Почему?» — «Вы думаете, я покажусь жене в таком виде?» Это меня возмутило еще больше, но он остался при своем. Я думаю, что она не приезжала на Колыму, — скоро началась война. Да и вообще, было ли это так просто, в особенности имея мужа-заключенного. И потом нас увезли. Нас было немного, хотя эти кандидаты на смерть были привезены со всей Колымы. Многие умерли на пути к гавани, умерли на наших глазах в ночь посадки на берегу, умерли на корабле, в трюме, где были заперты.

Оставшиеся были отвезены в глубь Колымы, куда он попал, я не знаю. Один товарищ, которого «великий отец» [1148]освободил в 1945 г., сказал мне, что Львович погиб. Больше он сам ничего не знал. Это понятно, люди жили сегодня, назавтра падали у рабочего места и умирали. Случалось, что во время работы отправлялись в нужник и не возвращались. Или падали в очеред <так по-русски в тексте. — Б.Ф.> за супом. Или их запирали в карцер за неповиновение, что означало смерть. Или давали неизвестно за что лишних десять лет, часто это было связано с т. н. следствием, и тоже вело к смерти. Может быть, вы давно все знаете о Лоти, я написал Вам, потому что увидел в книге, что Вы его ценили. Он был также очень мужественным, может быть, как раз слишком мужественным. Там этого не прощают.

Еще раз благодарю Вас.

Д.Гарай

.

Дрезден AI, Блохманпштрассе, IV. чл.партии с 1919 г. <последнее в тексте по-русски. — Б.Ф.>

В обеденные перерывы товарищи усаживались рядом, Лоти рисовал щепкой на песке или на снегу, как будут проходить походы Гитлера. У нас, конечно, не было ни газет, ни радио, — даже потом, в Сибири-материке за контрабандно принесенную в лагерь газету большой давности следовало большое наказание. Он точно предсказывал гитлеровские «маршруты», опровергал возражения, доказывал, почему Гитлер пойдет так, а не иначе, например в Грецию, а оттуда уже дальше. Ну, Вы знаете, что был хорошим стратегом. Все происходило так, как он говорил.