Я слышу все… Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967

У пишущего эти строки нет никакой надежды на то, что Вы помните или вспомните его. Меня зовут Борис Чичибабин, в октябре 1961 г. мне посчастливилось быть у Вас и читать Вам свои стихи. Потом Вы взяли меня с собой на вечер памяти Пикассо, кажется, в клубе «Дружба», где Вы выступали. Одно стихотворение, посвященное Вам[1031], Вы оставили у себя, кажется, оно Вам понравилось. С тех пор я не напоминал Вам о себе.

Теперь я обращаюсь к Вам с совершенно фантастической просьбой, для которой у меня нет решительно никаких оснований, кроме огромной благодарной любви к Вам, поэту и человеку, а я люблю Вас больше, чем кого бы то ни было из живых людей. Последние события, включая паскудную ермиловскую статью[1032], не могли увеличить моих уважения и любви к Вам, потому что полюбил и зауважал Вас с давних пор и на всю жизнь и ничего иного ни от Вас, ни от них я и не ожидал.

Просьба моя заключается вот в чем. В этом году выходят две книжечки моих стихов: одна — в Харькове, другая — в Москве. Где-то через месяц здесь, в Харькове, где я живу, меня будут принимать в Союз писателей. Очень хочется, чтоб одну из необходимых рекомендаций дали мне Вы.

На всякий случай сообщаю некоторые подробности. Имя — Борис Алексеевич Чичибабин, год рождения — 1923. Кроме фамилии «Чичибабин», которой я подписываю свои стихи, у меня есть еще одна, которая-то и записана в паспорт. Это фамилия отчима, усыновившего меня — «Полушин». В поэзии не новичок и не провинциал. С гордостью могу назвать среди своих друзей и читателей Маршака и Сельвинского, Межирова и Слуцкого. Служил в армии, сидел в лагерях, был реабилитирован. Печатался в «Новом мире», «Знамени», в последнем «Дне поэзии». Для харьковского филиала рекомендация требуется в двух экземплярах. Вот и все.

Посылаю несколько своих вещей[1033], которые по разным причинам мне нравятся больше остальных. Единственный поэт, чьему вкусу и суду я доверял бы больше, чем Вашему, это — Пастернак, но он умер и я его не знал. Ваш вкус, Ваше понимание поэзии, Ваш суд — единственные, с какими я считаюсь.

Будьте здоровы и счастливы, берегите себя для всех людей, живите долго и радостно.

По всей вероятности, мое письмо останется без ответа. Я почти не жду его, я не имею никаких оснований ждать его — и поэтому не огорчусь. Но Вы должны понять, что не написать этого письма я тоже не смог бы.

Очень люблю Вас. Очень хочу сделать что-нибудь, что Вам бы понравилось. Еще и еще раз — будьте здоровы, будьте счастливы, будьте молоды.

Ваш Борис Чичибабин

.

г. Харьков, ул.Рымарского, 2, кв. 13.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2358. Л.1. Б.А.Чичибабин (1923–1994) — поэт.

419. Е.Г.Полонская

<Ленинград, первые дни марта 1963>

Давно не имею от тебя вестей и почему-то думаю, что ты не получал моих писем.

Чувствую себя не очень хорошо, спится какая-то чепуха, и притом грустная. Хочу сказать тебе, что мне очень понравились твои воспоминания в 1–2 номерах «Нового мира»[1034]. Особенно тронуло меня эссе о Жан-Ришаре Блоке[1035]. Он был в Ленинграде, и я показывала ему город. В придачу к нему прикомандировали гида из интуриста, который повел его в Казанский собор, где был музей Отечественной войны 1812 года. Гид очень подробно объяснял, как французы бежали из Москвы. Жан-Ришар слушал терпеливо, потом улыбнулся своей доброй усмешкой и сказал: я знаю это. У нас тоже писали об этом бегстве.

Тебе удалось сказать о нем и о себе. <Нрзб. фраза> Я вспомнила Монтеня. <Нрзб. фраза на франц. яз.>

Очень хороша также Коллонтай и Уманский[1036]. Но лучше всего то, что это могут и будут читать люди. Ты даже не представляешь себе, как тебя читают и как принимают к сердцу каждое сказанное о тебе слово.

Принимают, как сказанное о самом близком человеке. Хотелось бы, чтобы ты это знал, был уверен в этом чувстве.

Будь здоров, дорогой. Дай тебе Бог силы закончить то, что ты задумал написать. Силы тратить по отношению <нрзб> жаль, хоть, может быть, это делаешь по приказу сердца. Ну, береги сердце.

Целую тебя.

Лиза

.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2056. Л.1.

420. Ф.А.Вигдорова

Москва, 8 марта 1963

Дорогой Илья Григорьевич,

Много раз возвращаясь из командировки, я хотела написать Вам или передать на словах то, что мне пришлось услышать. Но руки не доходили или мешала мысль: Илья Григорьевич все это и сам знает.

А теперь[1037] я скажу: не было случая, чтоб, побывав где-нибудь далеко от Москвы, я не слышала вопроса: — а Эренбурга Вы видели? Вы его знаете? Вот кому бы я хотел пожать руку.

И совсем недавно в белорусском селе председатель колхоза Николай Терентьевич Степаненко сказал мне то, что я слышала уже не раз:

— На фронте любую газету — на раскурку, но со статьей Эренбурга — никогда!

От себя мне тоже хочется сказать: я очень люблю Вас. И очень благодарна Вам за все, что Вы сказали людям — в статьях и книгах.

Может, все это Вам ни к чему, тогда — простите.

От всей души желаю Вам покоя и здоровья.

С глубоким уважением

Ф.Вигдорова

.