Я — смертник Гитлера. Рейх истекает кровью

Проходит добрый час, прежде чем нас отправляют на командный пункт роты, к которой мы приписаны. Нам приходится тащиться обратно, на противоположный край деревни, откуда мы недавно пришли. Там находятся части самых разных родов войск. Взвод выстраивается в очередь за пайком. Слышен звон церковного колокола, созывающего местных жителей к молитве.

Поворачиваем налево и направляемся к железнодорожной станции. Поезда здесь не ходят уже давно, и между рельсами выросла высокая трава. Через узкоколейку проезжает грузовик, громко сигналя нам.

Командный пункт нашей роты находится на ферме неподалеку от станции. Сопровождающий унтер-офицер докладывает о нашем прибытии и направляется обратно в полк. Молодой лейтенант, командир роты, выстраивает нас в одну шеренгу, затем делит на отделения соответственно возрасту и росту. В наше отделение попадают практически все те, кто ночевал вместе в казарме. Нам представляют нашего унтер-офицера, переведенного в пехоту из парашютной части [31]. Это невысокого роста пруссак с приятным лицом.

До нас доносится запах варящегося горохового супа. Оказывается, что на нас не рассчитывали, решив, что пайков нам хватит до сегодняшнего вечера. Тем не менее мы получаем по миске горячего дымящегося супа.

После еды расходимся по своим отделениям. Некоторым из наших солдат придется спать в сарае рядом с командным пунктом, потому что мест для ночлега всем не хватает. Мы отправляемся дальше. В нашем отделении 17 человек, включая унтер-офицера.

Идем строем вдоль железнодорожных путей, затем сворачиваем на тропинку, петляющую через пыльное поле. Вижу первые побеги молодой травы.

Скоро перед нашими взглядами предстает развороченная взрывами земля и кучи песка в тех местах, где вырыты траншеи и блиндажи. Мы находимся на позиции № 16, где нам предстоит ночевать. Один за другим спускаемся по земляным ступенькам вниз. Проход настолько низкий, что нам приходится нагибать голову. Помещение крошечное, как кукольный домик. У входа стол, под ним две шаткие скамьи. Два ряда лежаков с охапками соломы возле задней стены. Мы заходим поочередно, бросаем вещи на лежаки и выходим наружу. В блиндаже так тесно, что мы постоянно толкаем друг друга локтями. Когда мы все оказываемся внутри, то напоминаем сардинок в банке, нам приходится укладываться едва ли не друг на друга. Поесть всем одновременно в блиндаже невозможно, кому-то приходится оставаться на своих лежаках.

Пока остальные устраиваются на ночлег, я вместе с Гейнцем и Штрошном выхожу в траншеи. Местными фортификационными сооружениями занимались жители деревни и члены гитлерюгенда, и поэтому вся система траншей прорыта хаотично, без какого-либо единого плана. Рядом с готовыми траншеями есть такие, что лишь намечены и имеют глубину не больше одного штыка лопаты.

Перед окопами, обращенными на восток, земля плавно обрывается вниз от железной дороги к заливным лугам. На дальней стороне она снова вздыбливается невысокими холмами. Справа от нас находится деревня Литцен, окруженная полями. Она заканчивается холмом с ветряной мельницей. Вдали слева возвышаются крыши литценского комтура [32], орденского подворья. Позади нас местность ровная, плоская. Дальних лесов нам не видно.

Наша позиция является местом для отражения атаки вражеских танков. Этому также способствует всхолмленная местность и заливные луга. Я задумываюсь над тем, рискнут ли русские танки свернуть с дороги и двинуться прямо на нас. Мы находимся на третьей линии обороны, и наша позиция носит имя последнего немецкого президента. Рельеф, как я уже сказал, здесь неровный, и поэтому передний край, до которого всего пара километров, виден плохо [33]. Старая мельница — единственный ориентир. Слева от деревни и мельницы видно расположенное на склоне холма старое военное кладбище. Его кресты похожи на лишенные листьев деревья.

Вегнер и Блачек отыскали картофелехранилище и вернулись с полным мешком картошки. Набираем дров и приносим несколько кирпичей. У нашего унтер-офицера оказался большой котел, под которым скоро весело пылает огонь.

Постепенно темнеет. В соседнем блиндаже также разжигают костер, в свете которого мы видим силуэты наших соседей-солдат. Откуда-то издалека доносится шум моторов. Вскоре над нами с ревом пролетают несколько «Мессершмиттов»-109 [34], направляющихся к линии фронта. Через несколько секунд раздается грохот русских зенитных орудий [35]. Затем в дело вступают орудия более крупного калибра. Самолеты возвращаются обратно, летя низко над деревьями. Вскоре снова становится тихо. Мы снимаем котел и тушим огонь. В блиндаже раздаем еду, каждому достается по котелку картошки. Несколько солдат вкушают пищу, сидя и лежа на топчанах. На перемычке над входом стоит зажженная свеча. Унтер-офицер назначает время ночного караула. Мы с Гейнцем будем стоять на посту с десяти вечера до полуночи. Унтер рассказывает о фронте, говорит, что со слов пленных известно о том, что русские готовят мощное наступление. Получается, что мы угодили в самое пекло.