Я смогла все рассказать

Я по-прежнему пела в хоре и по-прежнему виделась с дядей Биллом три-четыре раза в неделю. В редкие спокойные минуты я придумывала свой собственный мир, в котором Билл даже пальцем не смел меня тронуть и я не подвергалась унижениям. Я изо всех сил старалась вести себя как все подростки, как мои друзья, с той лишь разницей, что у меня был страшный секрет, который я ото всех скрывала.

Когда мне уже исполнилось пятнадцать лет, меня и еще пять девочек из школы допустили до экзаменов первого уровня[9]; это было большое достижение: мы первыми в истории школы заслужили право сдавать такие экзамены. Маму это, конечно, не впечатлило. Я очень надеялась на хорошие результаты, но постоянные скандалы дома и насилие дяди Билла не оставляли мне ни времени, ни сил, чтобы как следует подготовиться. У меня начались сильные головные боли, и по совету одного из учителей я пошла на прием к врачу.

Когда доктор спросил, что меня беспокоит, я расплакалась. Что я могла ему на это ответить? Я сказала, что нервничаю из-за экзаменов и что вообще чувствую себя очень несчастной, но не сказала почему. Доктор оказался очень милым человеком и не стал выпытывать правду, а просто выписал мне бензодиазепин. Я была уверена, что это таблетки от головы. Про транквилизаторы мне тогда еще ничего не было известно. Я не видела причин не доверять врачу, так что начала регулярно принимать лекарство; результат не заставил себя ждать: голова стала болеть реже и не так сильно. Жизнь больше не казалось совершенно ужасной, и я даже начала думать, что со всем справлюсь. Побочными же эффектами были легкие головокружения и немного затуманенное сознание. В день экзаменов я беспомощно смотрела на листки с заданиями. В результате все пять испытаний я провалила.

Я очень расстроилась, ведь в глубине души по-прежнему мечтала стать журналисткой, а для этого требовались высокие результаты. Пересдавать, однако, было нельзя. Моя жизнь мне не принадлежала. Единственный раз я приняла самостоятельное решение, когда поняла, что не хочу учиться в классической школе; профессию же за меня выбрала мама: она решила, что я должна стать медсестрой. Осенью шестьдесят первого года она записала меня в колледж соседнего городка на курс сестринского дела.

Мне было грустно уходить из школы, но друзья пообещали поддерживать со мной связь. На лето мать устроила меня на фабрику, чтобы я немного подработала во время каникул. Это было оборонное предприятие, и я работала в сборочном цехе. Как-то раз, когда мы с мамой сидели в кухне и высчитывали, сколько денег из зарплаты я могу потратить на проезд и прочие расходы, а сколько должна отдавать ей, приехал дядя Билл.

Я хотела уйти погулять с собакой, но мама не разрешила.

– Не будь такой грубой, у нас же гость, – сказала она строго. И прибавила: – Останься и поговори с ним.

Хорош гость! Мне казалось, в гости приглашают друзей, а не тех, кто делает жизнь страшной и отвратительной. Но Билл прекрасно знал, что вслух я ничего такого не скажу. Не осмелюсь.

Мама сообщила Биллу, чем мы с ней были заняты. У Билла были свои соображения на этот счет.

– Я сейчас совершенно свободен и могу возить Кэсси на работу и с работы, – предложил он.

– Это будет просто чудесно! – сказала мать, довольная, что сэкономит на транспорте. – Как это мило с твоей стороны, Билл. Кэсси, скажи дяде Биллу спасибо.

За что мне его благодарить? Теперь у него появится возможность насиловать меня. И я еще должна быть благодарна?

На том и порешили. С утра Билл будет заезжать за мной и отвозить на фабрику, а вечером встречать после работы.

– Не стоит благодарности, – сказал Билл, довольный собой. – Правда, на обратном пути мы можем иногда задерживаться, мало ли какие у меня возникнут дела.

С этими словами он посмотрел на меня, но я отвела глаза. Униженная, я молча переваривала, как родная мать обрекает меня на целое лето мучений и насилия.

На новой работе я познакомилась с Кэти. Осенью она должна была пойти на те же курсы сестринского дела, что и я. Дружба с ней немного скрасила тоскливые дни на фабрике. Мне было всегда немного неуютно на новом месте из-за природной застенчивости и из-за тайны, которую я скрывала от всех, но, познакомившись с Кэти, я немного успокоилась.

По дороге домой Билл каждый раз издевался надо мной прямо в машине, в поле или на лодке. Я теперь даже не сопротивлялась, просто старалась отрешиться и думать о чем-нибудь другом, отключить свои чувства, забыться. Билл больше не насиловал меня, из страха, что я забеременею, но заставлял делать другие ужасные вещи, унижал меня, как мог.

Наступил сентябрь, начались занятия в колледже, и у меня сразу появилось много новых подруг. Особенно сдружилась я с Кэти. Мы подшучивали друг над другом, обсуждали мальчиков и преподавателей, делились самым сокровенным. Она рассказывала мне о своей семье, про папу-стоматолога, про маму, про сестричку. Однажды я чуть не рассказала ей про дядю Билла. Я теперь была так занята, что видела его только по выходным, но он по-прежнему отвозил меня на лодку и заставлял удовлетворять его извращенные желания.