Я смогла все рассказать

– Можно его погладить?

– Нет, сперва ты должна научиться ухаживать за ним.

Это был щеночек пуделя, маленькой декоративной породы; такие собаки и в старости похожи на щенков. Мама назвала его Бобби. Он был самым очаровательным псом на свете, и я очень быстро к нему привязалась. Довольно скоро я поняла, почему мама сказала, что Бобби – моя собака: она хотела, чтобы я его выгуливала, кормила, приучала к туалету, то есть взяла на себя всю ответственность по уходу за ним. Саму ее больше привлекала другая, необременительная сторона обладания собакой. Ей нравилось, когда Бобби сидит у нее на коленях, нравилось гладить его, и, когда была в настроении, она даже скармливала ему за столом лакомые кусочки. Бобби менял «хозяина» по пять раз на дню. Когда нужно было за ним убирать, он моментально становился «моей собакой».

Меня это ничуть не смущало. При первой же возможности я выводила его на прогулку, и иногда мы с Бобби доходили до самого моря, хотя до него было почти четыре мили пути. Мы весело играли на побережье: я кидала палку, а Бобби находил ее и приносил обратно, или мы вместе барахтались в волнах прилива. Когда у меня были деньги, я покупала мороженое, делила пополам, и мы съедали его. Обратно мы ехали на автобусе без крыши. Мне нравилось ехать на переднем сиденье, Бобби сидел у меня на коленях, и ветер трепал его уши.

Для того чтобы немного заработать на карманные расходы, я помогала Тому разносить газеты. Он был тяжел на подъем и почти всегда просил меня сбегать за ними в киоск и начать упаковывать их, пока он встает и собирается. Я каждый раз соглашалась и бежала раскладывать каждую газету в отдельный целлофановый пакет. Когда Том наконец приходил, все было уже готово.

Потом мы шли разносить эти газеты; Том, не слезая с велосипеда, сворачивал каждую из них и указывал, в какой дом ее нужно доставить. Я бежала исполнять его указания, а Бобби бежал рядом со мной. Доставив одну газету, я возвращалась за следующей. В конце недели Тому платили шестнадцать пенсов. Шесть он отдавал мне. Совсем немного, но я была рада и этому. Я нисколько не обижалась, потому что любила Тома, хоть мама его и избаловала.

Теперь, когда у меня был Бобби, появился отличный предлог сбегать из дома, если мамина ругань становилась невыносимой: нужно выгулять собаку. Бобби был ласковым и преданным псом, я очень его полюбила. Он дожидался меня из школы, прибегал встречать, едва я ступала на порог, и всюду ходил за мной, пока я делала работу по дому. Когда после маминых разносов или очередной прогулки с дядей Биллом меня охватывала тоска, Бобби приходил и смотрел на меня понимающими глазами, которые говорили: «Все будет хорошо. Я тебя люблю».

Мне было хорошо с Бобби, мы весело проводили время, но в моей жизни веселого было мало. Все складывалось ужасно. Дядя Билл начал каждый день подвозить меня домой из школы.

– Как это мило с его стороны, правда, Кэсси? – говорила мама. – Не забудь сказать спасибо.

Он всегда вез меня домой окольными путями, останавливался в какой-нибудь рощице и заставлял делать гадкие вещи на заднем сиденье. Его «игры» стали еще отвратительнее. Как-то раз, когда я «нашла» спрятанную в штанах «игрушку», он приказал мне взять эту мерзость в рот и облизать. Я сопротивлялась, но он схватил меня за шею и силой запихал это мне в рот. Я забилась в истерике, мне казалось, я задохнусь. Напуганный, он вынужден был остановиться, сердито пообещав, что поиграет так со мной в другой раз. Сама мысль об этом приводила меня в ужас. Как люди могут это делать? Как они при этом дышат? Неужели их не тошнит?

Я изобретала всевозможные отговорки, чтобы только не садиться в машину Билла: слишком много уроков, много работы по дому, – говорила, что нужно идти на заседание «Юношеской бригады» или выгуливать собаку. Еще один предлог появился у меня после того, как мама заставила меня петь в церковном хоре. Там как раз требовались новые певчие. Мама хотела произвести хорошее впечатление на викария и записала меня в хор, так что теперь я должна была дважды петь во время воскресной службы и ходить на репетиции по средам. Иногда по субботам приходилось петь на свадьбах. Меня это более чем устраивало! Четыре раза в неделю я могла быть уверена, что Билл не сможет заставить меня играть в ненавистные «игры»! Четыре раза в неделю я находилась вдалеке от мамы и ее вечных криков. Хор стал для меня настоящим убежищем, где я могла быть собой, а не объектом ее ругани и насмешек. В церкви я чувствовала себя защищенной. Дядя Билл, ставший для меня воплощением зла, не мог меня там достать.

Когда я была младше, мне нравилось ходить в воскресную школу, и уже тогда я верила в Бога. Я надеялась, что теперь, когда я пою в церковном хоре, Бог услышит мои молитвы и станет охранять меня от зла. Только бы он защитил меня от дяди Билла! Вот чего я желала сильнее всего.