Я смогла все рассказать

Вскоре дизайнерская компания, где мы с Питером работали, была распущена. Некоторое время мы продолжали работать над собственным проектом, но я постепенно начала понимать, что наши взгляды на отношения не совпадают. Мне хотелось большего, поэтому я решила расстаться с Питером. Это было одно из самых трудных решений, которые мне пришлось принять в жизни, но я знала, что лучше закончить все сразу, потом будет только больнее.

Питер опешил, когда я объявила ему о своем решении.

– Не делай этого, Кэсси, – умолял он, – нам же хорошо вместе.

Сквозь слезы я пыталась объяснить ему, что это лучший выход:

– Я хочу большего от отношений, всегда хотела большего. А ты никогда не обещал на мне жениться. Ты никогда не скрывал, что любишь холостяцкую жизнь. Меня это не устраивает.

Мы крепко обнялись. Питер, глотая слезы, прошептал:

– Я целовал тебя всю, каждый сантиметр твоего прекрасного тела, но так никогда и не поцеловал твои подколенные ямки.

После этих слов я чуть не передумала. Как же мне хотелось передумать! Мне хотелось поблагодарить Питера за все, что он для меня сделал. Я хотела сказать, как благодаря ему изменилась моя жизнь: я стала другим человеком. Меня распирало от желания сказать ему, что я научилась получать подлинное удовольствие от жизни, и это его заслуга. Он помог мне оценить красоту любви, телесной и духовной. Я хотела сказать, что по-прежнему люблю его и всегда буду любить. До конца жизни я буду ему благодарна за все. Все эти слова роились у меня в голове.

Но я так ничего и не сказала.

Я не могла говорить из-за слез.

Глядя, как Питер уходит, я думала: не ошиблась ли я? Может, стоило довольствоваться тем, что было? Может, лучше побежать вслед за ним и сказать, что люблю его, что все будет хорошо?

Я не стала этого делать. Я приняла правильное решение. Оставшись с Питером, я никогда не встретила бы главную любовь своей жизни.

После тяжелого расставания у меня началась вторая молодость. Я стала посещать клубы, вновь полюбила танцевать. Часто дочки выговаривали мне за откровенные наряды:

– Мама, ты что! Нельзя так одеваться в твоем возрасте!

Меня забавляла и трогала такая забота о моей нравственности. Я часто ходила на свидания, мужчины приглашали меня поужинать и даже на футбол. Ничем серьезным это не заканчивалось.

Как-то раз, когда я была в клубе с подругой, меня пригласил на танец симпатичный мужчина, представившийся Даниэлем. У него были красивые темные волосы и обворожительные карие глаза. Когда он обнял меня, я забыла обо всем на свете, я не слышала ничего, кроме гулкого стука сердца в груди. Не знаю, что на меня нашло: расставшись с Питером, я пообещала себе не торопиться в отношениях с мужчинами, но с Даниэлем все вышло само собой. У нас было столько общего, что в ночь знакомства мы проговорили до четырех утра.

Ухаживания Даниэля были немного старомодными. Шоколад, цветы, мелкие подарки и знаки внимания – в нем чувствовался настоящий романтик. Никакой спешки, мы просто хотели узнать друг друга поближе.

Спустя несколько месяцев я узнала, что мой отец тяжело болен. Набравшись храбрости, я позвонила домой, чтобы с ним поговорить. Мама не разговаривала со мной с тех пор, как я развелась с Джоном. Она не могла простить мне, что я упустила такого богатого мужа, хотя я рассказала ей, что он со мной вытворял. Я звонила отцу, только когда была уверена, что матери дома нет, но пару раз она брала трубку вместо отца и говорила со мной так насмешливо, что я потом еще долго не осмеливалась звонить. Но теперь, когда папа заболел, я снова понадобилась ей: на этот раз – чтобы помочь ей исполнить роль взволнованной жены. Когда я пришла к отцу в больницу, он сказал, что умирает.

– Все будет хорошо, пап, ты выкарабкаешься, – возразила я. – Вспомни, ты ведь и не в такие передряги попадал. – Я с большим трудом сдерживала слезы, чтобы отец не видел, как мне на самом деле страшно и плохо.

Папа покачал головой:

– Нет, Кэсси. Боюсь, это конец. – Он казался таким спокойным, умиротворенным. – Прощай, дочка, – прибавил отец шепотом и снова впал в забытье.

Это был последний наш разговор – той же ночью папа умер. Моего любимого папы не стало. Я любила его всем сердцем, хоть он из-за собственной слабости не отваживался перечить матери и защитить меня. Тем не менее папа был добрым и мягким человеком, и я искренне оплакивала его уход.

Пару дней мне пришлось провести в доме матери, чтобы сделать все приготовления для похорон. На людях мама прекрасно изображала скорбящую вдову и принималась рыдать каждый раз, когда кто-то из знакомых заходил выразить соболезнования, но, оставшись наедине со мной, она без умолку болтала об истинной любви всей ее жизни – о любви к Биллу, человеку, укравшему у меня детство. Ее не заботили ни смерть отца, ни мои чувства, она была поглощена воспоминаниями о романе с Биллом, длившемся больше двадцати лет. Когда мама начинала рыдать, она просила меня обнять ее. Не скажу, что мне это нравилось: ни разу в жизни она не утешила меня в горе, а теперь я должна была разделять ее скорбь по моему мучителю.