Томаш поднялся сюда сразу после подписания всех договорённостей, когда в зал уровнем ниже только-только стали стекаться многочисленные представители военной верхушки. Пристроился на широкой скамье, какие были расставлены в пролётах между высокими окнами, предварительно отодвинув подушки, раскиданные по сиденьям для комфорта любующихся видом Данет. Пережитки прошлого. И эти барельефы, отличающиеся только моментами, увековеченными в камне, но не затрагивающие сути утопической традиции, и эти небольшие подушечки, которые подкладывали под свои хвосты многочисленные советники и приспешники почившего Гругоршха.
Томаш откинулся на стенку, со вздохом облегчения вытянул ноги, скрестив их в лодыжках, поднял голову. Ночное небо с непривычным расположением созвездий. Даже цвет у него не тот, ближе к тёмно-вишнёвому, нежели к насыщено тёмно-синему переходящему в черноту. В свой прошлый визит на планету он не обратил на это внимание, а вот сейчас сидит в одиночестве и смотрит на чужое небо.
Там, за преградой парапета, можно рассмотреть нескончаемые огни неспящего города, протянувшиеся на многие лотермы вокруг. Там внизу, победители празднуют свою победу. Там по улицам снуёт народ в ожидании салюта, обещанного новым главой Сектора. А здесь, на самой высокой точке башни, тишина, нарушаемая только еле слышным гулом голосов офицеров, приглашённых на приём.
Посомневавшись секунду, Томаш потянулся к внутреннему нагрудному карману, тому, что располагался ближе к сердцу, аккуратно достал сложенный вдвое конверт.
Этот послание передал ему Кайл. Второе, что сделал действующий император Леории, после слов приветствия, как только спустился с трапа своего корлера. Мужчина знал содержание письма с пометкой на конверте для Кайла, но адресованное ему, Томашу. Понял от кого послание, стоило только увидеть в руках брата сероватый прямоугольник. Он знал только одного леорийца, использующего пергамент для передачи особо важных документов, да и почерк подтвердил догадку.
Длинные пальцы осторожно вытащили из конверта тонкий пергамент, развернули. Едва касаясь, Томаш провёл пальцами по круглым символам, чтобы прочувствовать каждую неровность, оставленную стилусом. Глаза сами, уже в сотый раз, пробежались по строчкам.