Я смогу!

Последний месяц мы с ребятами практически не вылезали из лаборатории. Вроде все нормально настроили, но то там, то тут начались отказы. Появилась течь в главной вакуумной камере. Это вообще конец света! Сто раз проливали все спиртом. Если спирт попадает в дырку, сначала в камере давление резко ухудшается, а потом спирт замерзает, дырка закрывается, и давление становится лучше. Все возможные места пролили – все нормально, никакой течи, а давление плохое. Вчера Саня в сто первый раз начал все проверять и таки нашел, что в одном месте прокладка некачественная. Заменили, можно пот со лба вытереть, наконец-то нормально качает, нужный вакуум есть. Елизавета Андреевна смеется, мол, оборудование должно к новому месту привыкнуть. Потом лето, хотя и конец августа, кому работать хочется. Оборудованию работать не хочется, а мы – дураки, если бы могли, из лабы бы не вылезали. Мы с ребятами ладно, а Танька туда же, с пузом, а всюду лезет. Я и так, и сяк, сиди дома, а она ни в какую. В душе я ее очень даже хорошо понимаю. Я даже когда только смотрю на новенькие приборы, у меня душа поет, а уж как руки чешутся что-нибудь померить, и не передать. Вчера, как только вакуум нашли, зажгли разряд. Вот эта красота! Елизавета Андреевна говорит, что всю жизнь на него смотрит, а насмотреться не может. Как я ее понимаю!

Сегодня официальное открытие лабы. Приедет губернатор, речи, поздравления, шампанское. Конечно, придут все наши. Танька пошла встречать гостей, а я побежал в лабу еще раз проверить, все ли в порядке. Пулей взлетел на третий этаж, подошел к двери и вдруг остановился. Вдруг до меня дошло. Черт, я теперь отвечаю за ВСЕ. Если честно, мне вдруг стало очень страшно. Столько денег вгрохано, столько надежд, вдруг я не смогу, вдруг у меня не получится… Дядя, тетя Валя, мелкие расстроятся, но простят, кишка тонка оказалась, бывает… Борька, тот точно убьет. Я немного постоял, повздыхал, может быть, еще не поздно сдать назад? А потом представил, что смотрю в глаза ребятам, Таньке, Дюшке. Неужели мой сын и моя дочь, которая еще у Таньки в животе, будут считать меня трусом и лузером? Разве смогли бы гордиться трусом отец и дед? Я вспомнил Леонида Львовича, верившего в нас, его потомков, вспомнил деда, часто повторявшего: «Делай что должен, и будь что будет!» Я понял: «Я, Михаил Сергеевич Немчинов, не имею права отступить, я должен, я сумею, я смогу!», и я открыл дверь в лабу…