– И ты еще полчаса после этого сидела в машине. Ждала, что еще кто-то выйдет? – спросил он. Мой треп выслушал спокойно, на его физиономии никаких эмоций не отражалось, впрочем, неудивительно. Подобные типы их кому попало не демонстрируют.
– Честно? – Я почесала нос и тяжко вздохнула.
– По возможности.
– Мне уже ничего знать не хотелось.
– Тогда почему в машине сидела?
– Я плакала. Так обидно было, Юлька или нет, какая разница, если собственная жизнь ни к черту. Я ж не знала, что с вами встречусь, не то бы на судьбу не спешила жаловаться.
– А в наш город ты по какой надобности? Достопримечательности посмотреть?
– Вот только достопримечательностей мне не хватало! Я здесь в командировке.
– Интересно.
– Не очень. Я в адвокатской конторе работаю. У нас тут дело возникло неприятное. Надо было встретиться с одним человеком. Родственницей потерпевшего.
– Чего ж ты замолчала? – удивился Тимур Вячеславович, когда в моем рассказе образовалась пауза.
– Так ведь…
– Расскажи о деле, о родственнице потерпевшего.
– Вам в подробностях?
– А куда спешить?
– Мне вообще-то есть куда, но если вы настаиваете… – Я довольно подробно изложила свою историю, особого вреда в том не видя, зато могла продемонстрировать лояльность. Захочет проверить – на здоровье. История его не увлекла, но выслушал терпеливо. – А вашу жену как зовут? – под конец спросила я. Он усмехнулся, а я поспешно кивнула: – Я же просто спросила… ой, если это правда Юлька… Юля, я хотела сказать… на самом деле, она была нормальной девчонкой и училась, не скажешь, что совсем плохо… не глупее прочих… это я так, из зависти на нее наговариваю.
– Повезло тебе, – сказал он. – Я жене обещал быть хорошим парнем. Слово я всегда держу, оттого и стараюсь изо всех сил. Без нужды башку никому не отрываю. Хотя иногда так и тянет. Вот как сейчас. – Тимур Вячеславович поднялся, обошел стол и к нему привалился, скрестив на груди руки. – Если тебя еще раз в командировку пошлют – откажись. Лучше всего вообще забудь сюда дорогу.
– Уже забыла. Честно.
– Вот и отлично.
Он направился к двери, но, поравнявшись со мной, наклонился к самому лицу, заглядывая в глаза:
– А ему передай: он до сих пор жив, потому что я смотрю на это сквозь пальцы. – Голос его проникал внутрь, точно рычагом раздвигая ребра, сердце бешено застучало, я собралась пискнуть: «Кому передать?», и не смогла. – Нашел нору поглубже, вот пусть в ней и сидит. – Тимур Вячеславович выпрямился и распахнул дверь. – Сережа, проводи девушку, и позаботьтесь, чтобы она благополучно покинула город.
– До свидания, – сказала я, вскакивая со стула.
– Ты себя не бережешь, – покачал он головой в притворной досаде.
– Я хотела сказать, прощайте.
– Вот так куда лучше.
На негнущихся ногах я покинула кабинет, в коридоре меня ждал все тот же молодой человек, которого, оказывается, звали Сергеем.
Когда мы садились в джип, он протянул мне мобильный.
– Окно можно открыть? – спросила я, заподозрив, что могу лишиться чувств.
– Да ради бога. – Сергей взглянул насмешливо и отвернулся.
Моя машина стояла на обочине. Впрочем, не окажись ее там, я бы вряд ли особенно расстроилась. На фоне грандиозного везенья мелкие неприятности не в счет. То, что мне удалось отделаться испугом, хоть и нешуточным, иначе как грандиозным везением не назовешь.
Лишь только я завела мотор, джип развернулся и скрылся из глаз, прежде чем я успела издать глубокий вздох облегчения. Проехав километров двадцать, я понемногу начала приходить в себя. Тут и появились кое-какие мысли, до этого их просто не было. Тимур Вячеславович, чтоб его черти слопали, все понял. Хоть и по-своему. Он уверен, что меня послал Берсеньев взглянуть на свою любимую и убедиться, что у нее все в порядке. Какой порядок с таким-то мужем?
Берсеньеву в этом городе появляться нельзя, о чем он прекрасно знает. И все же приехал. Башкой рисковал, чтобы всего несколько минут издалека понаблюдать за любимой женщиной, не имея возможности слова сказать или даже приблизиться. Врагу такого не пожелаешь. Наверное, он это заслужил… Заслужил или нет, но одно ясно: я невольно его подставила. По дурости влезла во что-то такое, чего ни в коем случае касаться была не должна. Я не могу исправить того, что уже сделано. Но, смахивая ладонью слезы, то ли от обиды за свой недавний страх, то ли из-за еще горшей обиды за Берсеньева, за эту его сумасшедшую неприкаянную любовь, я дала себе слово: вычеркнуть из памяти все, что видела и слышала. И никогда, как бы ни мучило глупое любопытство, не пытаться хоть что-то узнать о его прежней жизни. С этого мгновения и навсегда он для меня Берсеньев Сергей Львович. Аминь.
Подъезжая к родному городу, я позвонила Агатке. Мою инициативу она вряд ли одобрит, хотя, если б не ее врожденная вредность, должна была бы сказать мне спасибо: ей не придется тащиться за триста километров и терять целый день. Значит, следует избрать привычную тактику общения с дорогой и любимой: выдать худший вариант развития событий, а затем медленно двигаться назад, чтобы остановиться в конце концов на чем-то оптимистичном.