Я – сосуд для Альфы

— Простите за сравнение, — нахмурился Джер.

— Нет, вы правы, фрай Ансгар, — проронил отец, внимательно разглядывая его, — И вы знаете, я счастлив познакомиться с вами. Вы меня…удивили. В хорошем смысле.

— Мне тоже…приятно, — коротко кивнул Джер.

А мне почему-то вдруг захотелось плакать. Чертовы гормоны наверно. Потом перевела взгляд на мать и поняла, что не мне одной.

* * *

— Джер, — тормошу его, поднимая, — Джер, вставай. Началось, мне кажется…Ты слышишь? Джееер!

Он поворачивает ко мне заспанное лицо и пытается сфокусировать мутный взгляд. И я вижу, как осознание сказанного мной медленно накрывает его с головой. Ансгар замирает на секунду, сверля меня янтарными глазами, а потом резко подскакивает с кровати, до боли сжимая плечи.

— Ты уверена? — хрипит севшим со сна голосом.

— Ну…Мне не с чем сравнить. Но, кажется…Да, почти уверена, — мне страшно, но я улыбаюсь, глядя в его встревоженное лицо. Смешно, но сейчас я чувствую себя более сильной, обязанной не падать духом ради него. А вот Джера стремительно накрывает паника. Это так видно.

— Профессор? — бросает он.

— Я уже позвонила, он ждет. И вещи собрала. Просто поехали, — говорю спокойно.

Джер кажется только сейчас замечает, что я полностью одета. Кладет горячую ладонь на огромный выпирающий живот.

— Ты как? — спрашивает глухо, заглядывая в глаза.

— Да хорошо, пошли уже, — раздраженно цежу сквозь зубы, так как меня скручивает очередная схватка.

56

Бордовая муть в моей голове. Волны океана тупой боли размеренно захлестывают меня, не давая вздохнуть. Фрея Кун, акушерка, заставляет вставать, ходить, нагибаться. А я не могу, не могу уже ничего. Я хочу умереть. У меня нет сил. С трудом поднимаю мутный взгляд на настенные часы. Только двадцать часов прошло. Всего лишь? Мне кажется, что уже больше жизни. Я не помню, что было до, не понимаю, что будет после. Наверно ничего уже не будет. Я умру, как все остальные сосуды. Я просто умру. Я такая дура. Странно, но сейчас меня эта мысль меня совершенно не пугает. Она даже дарит надежду, разливается отупелым смирением по истерзанному телу. Ведь там, за чертой, больше не будет этой одуряющей боли, скручивающей меня. Там хорошо.

— Воды, — хриплю искусанными до крови губами, смотря на акушерку осоловелыми глазами.

— Сама дойдешь, милая, — ласково улыбается фрея Кун, но в голосе мелькают непреклонные стальные нотки, — Так, давай помогу. Вот так. Все хорошо идет. Знаю- больно. Знаю, но все лучшее в муках достается. Ты еще сама своего сыночка растить будешь. Давай, вот так…

И я бреду к кулеру в углу, поддерживаемая крепкими руками акушерки. Два раза останавливаюсь по пути, пережидая мучительные спазмы. Меня разрывает изнутри как- будто. Стискиваю зубы так, что они начинают скрипеть.

— Не могу больше. Как это прекратить? — произношу в тысячный раз наверно.

Но фрея никак не реагирует на мои слова. Обезболивающе нельзя, роды только затянутся, а я умру от изнеможения. Можно сделать кесарево, но я опять умру. Волчий яд убьет, мне объясняли механизм, я не помню…Я вообще мало что помню сейчас. Не понимаю ничего. Нет ничего реального, кроме боли. Припадаю израненными губами к пластиковому стаканчику.

— Много не пей, — хмурится акушерка, смотря, как я жадно глотаю, — Просто смочи и все. Просто смочи…

Вырывает воду из моих дрожащих пальцев. И лицо ее сразу разглаживается, на лице вновь появляется сочувствующая улыбка.

— Пойдем- ка милая в душевую, постоишь на четвереньках, а я тебе на поясницу полью водичку, попустит.

Я только киваю и бреду с ее помощью к ванной комнате. Хочется увидеть Джера. Но его не пускают. У них так принято. Он где-то здесь, за стенкой. Так близко и так бесконечно далеко. Волку лишь на потуги разрешат прийти. Чтобы укусил. Чтобы дал мне шанс выжить, пережить родовую горячку. А я уже не уверена, что получится. Совсем не уверена. У меня нет сил. Зато я увижу его, пусть в последний раз. Все равно увижу.

Только вот потуг все нет. Это бесконечный ад. Фрея включает воду и помогает мне стянуть сорочку.

Когда мы ехали сюда, я попеняла Джеру, что он так и не женился на мне. Он сначала фыркнул и ответил: " Роди сначала". А я спросила: " Это что, ультиматум?". И Ансгар, улыбаясь, сказал, что да. А потом посерьезнел и назвал меня своей душой, объяснил, что волки не женятся как люди. Просто брачные контракты подписывают, если есть приданое. Могут вечеринку закатить, чтобы повеселиться, но обеты им не нужны. Есть пара, и больше никого не существует, тем более если и человек, и волк- обе сущности совпали в своей любви. " Как у нас"- добавил тихо, покосившись на меня. В его янтарных глазах плескалась тревога, обрушивалась девятым валом на меня. В ответ я крепко сжала его руку на штурвале, переплетая наши пальцы.

Мгновение, которое заставляло меня сейчас сжать зубы и сквозь бордовое марево боли думать о том, что я должна пройти через все это. Что я смогу.

Зажурчала теплая вода, умелые руки акушерки начали растирать мне поясницу. И я со стоном выгнулась, чувствуя призрачное облегчение.

* * *