Успех восстания значительно зависел от неожиданности и гладиаторам сразу удалось многое: почти все они оказались вне камер и без цепей, на тренировочных площадках охрану устранили, захватив её оружие. Самые активные участники, бесцеремонно ворвались на кухню и спешно вооружались чем попало: большими вертелами, столовыми ножами, топорами. Ломали столы и скамейки, делая из них импровизированные дубины. Правда, более половины гладиаторов предпочти неясной перспективе свободы, пусть и достаточно рискованный, но всё же совершенно понятный шанс уцелеть – они незамедлительно вернулись в камеры, и сколько их настоятельно не призывали более деятельные собратья, добровольно остались там, дожидаясь не минуемого, с их точки зрения, подавления выступления и скорого возобновления тренировок. В итоге на внутренней площади школы перед воротами собралось немногим более двухсот человек.
Амвросий к этому моменту уже успел предпринять необходимые меры для подавления мятежа: он выстроил своих людей в две шеренги у ворот школы, преградив путь вооружённой толпе рабов. Это создавало восставшим серьёзную проблему, так как подавляющее большинство охранников, как и их командир, являлись ветеранами, крепкими, закалёнными в боях и хорошо обученными легионерами, привыкшими доблестно сражаться с превосходящими силами варваров и не испытывающими страха перед «кучкой рабов». К тому же Амвросий сразу отправил посыльного к претору, ожидая скорого прибытия подкрепления. Ему требовалось выиграть немного времени.
Он вроде сделал всё формально правильно, как положено решительно и достаточно быстро, но снова ошибся в главном. Откуда Амвросий мог знать: его посланник со свёрнутой шеей лежит за углом ближайшего дома, где того «успокоил» Ганник, и никакой подмоги не придёт. Впрочем, роковым для него и всего Рима де-факто стало именно половинчатое решение, принятое ранее. Если бы он не пропустил Спартака, то вооружённое восстание не началось, а вечером после неминуемого ареста Нума Помпилия с соратниками и последующих безжалостных пыток, всех бы заговорщиков, безусловно, выявили и показательно казнили. Если бы он пропустил обоих, то сейчас Ганник находился внутри школы, а посыльный спешил с претором и милицией на выручку. Но Амвросий сделал наиболее неудачный выбор, и сейчас его люди остались одни против разъярённой толпы рабов.
Полуголые гладиаторы против одетых в броню легионеров. Кухонные ножи, вертела, доски и брёвна против мечей, копий и щитов. Изнурительные тренировки одних против боевого опыта и железной дисциплины других.
Кровавая схватка завершилась относительно быстро. Все римляне пали, но и потери восставших оказались несоразмерно велики: почти три четверти гладиаторов лежали неподвижно или корчились в муках.
Видя неизбежность поражения и невозможность убежать, охранники в последний момент перерубили канат, удерживающий решётку ворот, отрезая путь себе и восставшим. Тяжёлая конструкция с неимоверным шумом ринулась вниз, но подоспевший Эномай успел подхватить нечеловеческую ношу, остановив падение преграды.
Амвросий метнулся к нему с одной стороны, а с другой, проскользнув под решёткой, устремился Ганник. Охранник успел первым. Он нанёс Эномаю удар клинком в бок, но могучий галл не издал ни звука и даже не шелохнулся, упорно продолжая стойко удерживать непосильный для нормального человека вес. Второго удара не последовало, Ганник в прыжке сбил Амвросия с ног и вцепился голыми руками в горло. Гладий, упавшего охранника отлетел далеко, а физически гладиатор намного превосходил соперника, потому вскоре Амвросий присоединился к посыльному и остальным своим людям, тем самым приняв достойную смерть и избежав последующих обвинений в некомпетентности и разгильдяйстве, сохранив семье ветеранскую пенсию.
К Эномаю, схватив другой край решётки, присоединился UCU528, обозначив активное участие в восстании. Пока события шли известным киборгу путём, он старался не вмешиваться, никого не убивать и случайно не изменить ход истории до того, как это станет необходимым.
Гладиаторы добили тяжелораненых, не способных передвигаться самостоятельно. Оправданная жестокость. Ведь время по-прежнему играло против них: в любой момент римляне могли прислать милицию в школу или перекрыть пути выхода из города усиленными патрулями. Восставшие спешили, а неподвижные соратники сильно тормозили бы убегающих. С точки зрения той эпохи подобное зверство, как ни странно, было совершено нормальным и, более того, подлинно гуманным. Ведь медицина оставляла желать лучшего: большинство раненых всё равно умерли. Что же тогда человечнее: мгновенная смерть или долгие мучения? Вдобавок римляне навряд ли позволили гладиаторам умереть «спокойно», добавив к страданиям от ран изощрённые пытки.