Я спас СССР! Дилогия

Литвинов бросается прямо на проезжую часть, визжат шины черной Волги. Лейтенант прижимает к лобовому стеклу красное удостоверение чекиста, кричит страшным голосом: «Вон из машины». Из-за руля выскакивает испуганный водитель.

За руль Волги садится Мезенцев, рядом – Литвинов. Я быстро втискиваюсь на заднее сидение.

– Пушку убери, дурак! — генерал успевает одновременно рулить и оглядываться назад. Мой ТТ и правда, еще в руке, ствол его пахнет кислым порохом. Ставлю курок на предохранительный взвод, засовываю пистолет назад в дырявый карман пиджака. Меня трясет от волнения, моих «подельников» кажется, тоже изрядно потряхивает. Оба ругаются матом, и все больше на меня.

– Русин, муд#*к, ты зачем стрелять начал?! – орет на меня, обернувшись, бледный Литвинов — Нам же Захарова и его ребят не простят!

– А что мне, бл#*$ть, надо было ждать, пока они в нас первыми выстрелят?!! А потом с моего трупа пленку заберут?! – ору в ответ я, ощупывая Филипс. Слава Богу, цел!

– Мы бы мирно не разошлись, Андрей -- не соглашается с Литвиновым Мезенцев – Они нас там бы и положили.

Я вижу крупные капли пота, текущие по его шее за воротник, кровь на щеке. Кровь Семичастного? Голову ему Мезенцев разбил прилично, а вот сам, слава богу, не пострадал. Машина тем временем выскочила на пустой Ленинский проспект, спидометр достиг максимальной отметки – 130 километров в час. Космическая по местным меркам скорость. Сейчас взлетим.

– На выезде из Москвы нас перехватят – комментирует Андрей, открывая окно. Внутрь дрожащей от напряжения Волги врывается свежий столичный воздух.

– Не успеют, вон кольцевая уже.

Мы быстро проскакиваем под эстакадой. Очень похоже, что именно здесь, на новой двух ярусной развязке, снимали фильм «Берегись автомобиля». В последний момент из будки выбегает ОРУДовец с жезлом, машет палкой. Ага, так мы тебе и остановились! Еле сдерживаю себя, чтобы как мальчишка не показать ему язык в заднее стекло. Это явно нервное.

Дальше путь свободен. Мезенцев ведет Волгу уверенно, профессионально. Еще полчаса, и мы у Внуково 2. Правительственный аэропорт, действительно, оцеплен, и нас тормозят еще на подступах к нему. Выходим, а дальше идти приходится быстрым шагом, под конвоем охранников Хрущева, вооруженных автоматами Калашникова. Видно, что ребята сильно нервничают.

У самого терминала к нам подходит Литовченко. Красивый высокий мужчина лет пятидесяти, в брюках и белой рубашке с закатанными рукавами. Поверх рубашки, как и у Мезенцева – наплечная кобура с пистолетом. На лбу – солнцезащитные очки. Нахватались уже у западных телохранителей, но вещь вообще-то нужная. Я стаскиваю простреленный пиджак, перекидываю его через руку.

– Прошу сдать оружие! – вместе с Литовченко к нам подходит еще пятеро охранников – Банников только что звонил. Сообщил, что вы все трое участвовали в перестрелке с Захаровым и Семичастным. Совсем охренели?!

Разумеется, Литовченко выразился более энергично. Мат так и сыпался из него.

– Как они? – Мезенцев безропотно отдал охране пистолет. Разоружились и мы с Литвиновым.

– Пока все живы, и генералов, и охранников доставили в Склиф, оперируют.

– Осторожнее вот с этим – я ткнул пальцем в диктофон, который у меня тоже отобрал один из подчиненных Литовченко – Ради него мы и пошли на стрельбу в главном здании КГБ.

Взгляды всех скрестились на Филипсе.

Литовченко осматривает диктофон, отщелкивает аккумулятор, открывает касетоприемник. Осмотр его удовлетворяет.

– Ты кто такой?

– Я тот, из-за кого все это завертелось. Алексей Русин.

– Подожди… Видел тебя по телевизору – Литовченко морщит лоб – Рядом с Гагариным. Стихи читал.

– Точно.

– Ладно, Русин, молись. Никита Сергеевич рвет и мечет – тяжело вздыхает глава охраны Хрущева – Если вы и правда стреляли на Лубянке по генералам, то суда не будет – мы вас тут сами при попытке нападения на охраняемое лицо исполним.

– Семичастный и Захаров готовили покушение на Хрущева. Веди к шефу – спокойно произносит Мезенцев – Думаю, что мы с парнями еще потопчем землю.

Входим в здание аэропорта. Маленький, пустой, стеклянный терминал встречает нас тишиной. Не ревут моторы самолетов, женские голоса не объявляют рейсы. Нас еще раз тщательно обыскивают, мы стоически терпим.

И тут меня, наконец, накрывает отходняк. Перед глазами встают скорчившиеся на полу тела Захарова и охранников. Кровь, крики… Это ведь я их… Падаю на колени и меня выворачивает прямо на пол. Абсолютная память усиливает эффект – я повторно слышу чавкающий звук, с которым пуля попадает в тело генерала, ощущаю запах пороха. Тело сотрясает дрожь, и лишь огромным усилием воли я беру себя в руки. Литвинов помогает мне встать, все окружающие мужчины смотрят на меня без осуждения.