Я спас СССР! (том 1 и 2)

Ректор же больше похоже на шарпея. Полностью лысый, морщинистый. Одет демократично – брюки, светлый пиджак. Галстука нет. Сидит за письменным столом, сжимает папку. Петровский и Солодков рассматривают меня, а я их.

Странный тандем. Михаил Васильевич – известный экономист, партийный лидер универа. Иван Георгиевич – талантливый администратор, математик. Очень много чего сделал для МГУ в частности и для советской науки в целом. Но при этом в Партии не состоит, возглавляет в Верховном Совете СССР блок беспартийных. На что у него было, как говорили, разрешение аж самого Сталина. Вот, мол, посмотрите, беспартийные у нас могут занимать руководящие посты. Показуха.

– Так, так, так… Русин Алексей – ректор открыл папку, начал вслух ее просматривать. Похоже, что мое личное дело – 1940-го года рождения, третьекурсник факультета журналистики, служил в пограничных войска, имеет медаль. Русский, из-под Донецка. Комсомолец...

Я переминался с ноги на ногу, разглядывал кабинет. Мнда.. Библиотеки Когана и Заславского отдыхают. В десятках дубовых шкафах Петровского находились тысячи томов. Отечественные книги, зарубежные, раритетные…

К ректору присоединяется Солодков. Просит присесть за переговорный стол, протерев очки, начинает форменный допрос. Сначала пробежался по биографии, потом дошел до родителей. Что-то себе записал. Дальше были дедушки и бабушки. Я не сразу понял, но потом догадался – ищет в биографии темные пятна. Репрессированных родственников, дворян… Не найдя ничего интересного, Солодков допрос прекращает. Смотрит зачетку. Удовлетворенно кивает – там одни пятерки.

– Характеристики у тебя хорошие – ректор присаживается к нам – Комсомольская организация тебя хвалит.

– Еще и вот это – Солодков кладет на стол Комсомолку со статьей про меня – Я говорил с Заславским, райкомом. Они поддержали мое решение.

– Какое решение?

– Предлагаю тебе вступить в ряды Коммунистической партии Советского Союза.

Я растерялся. Вот так сразу? Стоило выйти статье в Комсомолке? Или у них разнарядка? А тут такая оказия…

– Чего молчишь? – Петровский внимательно на меня смотрит

– Это большая честь – осторожно ответил я – Сомневаюсь, достоин ли?

– В Партии есть специальный механизм для таких сомневающихся – улыбается Солодков – Сначала комиссия на парткоме. Погоняем тебя по Уставу, другим вопросам. Потом походишь годик кандидатом. Присмотримся к тебе. Ты парень резкий, но политически грамотный, правильно понял момент с этими диссидентами и стилягами. Нам такие нужны.

– Иван Георгиевич, Михаил Васильевич вот объясните мне – решился я – Почему этих стиляг и диссидентов не разгонят органы? Ведь в центре Москвы все творится, они же выражаясь капиталистически, себе рекламу делают, новую молодежь в свои ряды вербуют

– Думаешь, не пытались? – вздыхает Петровский – Главарей то изолировали. Но у них сетевая структура. Слышал про такую? Американские спецслужбы придумали. Сначала в Венгрии опробовали, теперь по всему миру используют. Создаются ячейки протестующих. Они связны друг с другом и вертикально и горизонтально. Потеря одной или даже нескольких ячеек не критична – структура быстро восстанавливает свою целостность. Наши математики даже обсчитывали на вычислительных машинах сколько элементов сети надо разрушить, чтобы ее гарантированно уничтожить.

– И сколько?

У Петровского на столе зазвонил телефон. Ректор встает, берет трубку.

– Да, у меня. Говорим. Парень хороший, согласен. Рекомендации дадим. Солодков и декан. Двое наших?? Не может быть! Кто родители?

Ректор, отвернувшись, шепотом ругается. Парторг хмурится. Петровский, что-то записывает в блокнот, кидает ручку в раздражении на стол.

– Да, примем меры. По комсомольской линии и вообще. Согласен, что таким не место у нас… Хорошо, до свидания.

Петровский вешает трубку, стоит, тяжело задумавшись. Я тихонько молчу.

– Ну что там Ваня, не томи – первым не выдерживает Солодков

– Дело видишь как завертелось – мужчина садиться в кресло, трет лицо руками – В той драке – ректор кивает на газету – Двое наших студентов участвовали. Один с мехмата, второй с биофака. Первокурсники. В больнице с переломами лежат. Неужели нельзя было бить аккуратнее??

Лицо Петровского кривится как от зубной боли.

– Только сейчас выяснилось. Родители не простые, а дедушки так вообще старые партийцы. Еще Ленин принимал. Звонили из ЦК, просили принять меры. Понимаешь, какую кашу ты заварил?

Оба мужчины смотрят на меня.

– Этот нарыв все-равно бы лопнул – философски пожимаю плечами – Я так понимаю вопрос с моим вступлением наверху решен.