Я все думаю о папе и о том, как мы познакомились. И невольно качаю головой. Где бы я была без этого человека? Где была бы моя мама? Никто не знает. А Броди? Теперь ты лучше других знаешь, как одиноко мне будет без него. Когда-то я тревожилась, что он может расстроиться из-за того, что я собираюсь выйти замуж за его лучшего друга, но теперь я думаю, что он нормально относится к этому. Думаю, ему это даже нравится. Наверное, он в каком-то смысле чувствует себя ответственным за меня. Думаю, мой брак с Питером позволяет ему, так сказать, передать меня в надежные руки. Отдать человеку, которому он доверяет.
Там, в воде, я продолжала разглядывать папу. По-прежнему сильный и подтянутый, по-прежнему любит маму, по-прежнему приводит ее сюда при свете луны, по-прежнему заставляет ее смеяться и дарит ей цветы, по-прежнему любит ездить верхом вместе с ней. Когда я сейчас начинаю вспоминать, то не помню, как звали того парня, с которым встречалась мама. Того, кто снимал нас на камеру. Кажется, его звали Боб или Брендон, но папа все равно избавился от него. Последнее, что мы слышали о нем, – то, что он все еще отбывает свой первый пожизненный срок.
Мы прошли долгий путь. Все мы. Иногда мне кажется, что это поразительно.
Вчера я была на свадебной вечеринке и нашла несколько минуток для себя, но мой жених мимоходом спросил об этом дневнике. Он такой милый, что мне просто хочется съесть его. Он провел пальцем по потрепанной обложке, задрал нос и спросил:
– Что это?
– Мой дневник, – сказала я.
– Что ты там пишешь?
– Разные письма.
– Кому?
– Богу.
Он пожевал губу, опустил глаза и посмотрел на меня.
– Ты знакома с ним?
Я кивнула.
– Да, немного.
Он огляделся по сторонам, потом опустил голову и прошептал:
– Как он выглядит?
Примерно тогда мимо проходили Броди и мой папа. Один похож на другого, почти как две капли воды. Он посмотрел на них с открытым ртом.
– Он похож на них, – сказала я и указала пальцем.
– Ого, – он широко распахнул глаза, – ничего себе.
Мне пора идти. Папа стучится в дверь.