(У меня нет никакого сомнения, что контактеры с внеземными цивилизациями из Невады — и их инопланетные друзья — могли бы только похвалить мистера Уайза и всех тех, кто участвовал в съемках фильма).
В любом случае, мы обменялись рукопожатиями и сели. Мы с Джином сердечно друг друга поприветствовали, и тон нашего разговора оставался весьма милым, но, если честно, он выглядел взволнованным, измотанным и загруженным. У меня сложилось впечатление, что он пришел неохотно, только по настоянию Катценберга («Ты туда еще как придешь, Джин, чтобы помочь нам затащить этого парня на борт!»). Возможно, он так же инстинктивно понимал, что сюжет мне не понравится.
И, я думаю, мы оба были рады присутствию двух других людей. После неприятных инцидентов со «Звездным путем: Фаза II» и «Квестором», нам с Джином было друг с другом неловко, как никогда.
Когда светская болтовня закончилась, Джефф перешел прямо к делу:
— Ну что, Леонард, ты прочитал сценарий?
— Да. Вчера вечером.
— И что думаешь?
Я знал, что услышу этот вопрос. На языке у меня вертелось: «Он ужасен» — но, похоже, жаловаться особо не было смысла. И, совершив одно из величайших своих дипломатических достижений, я уклонился от ответа, задав собственный вопрос:
— Именно этот сюжет вы собираетесь снимать?
— Да! — хором сказали Джефф, Джин и мистер Уайз.
— Конечно, — помедлив, добавил Джефф, — еще будут некоторые доработки…
Они с мистером Уайзом быстренько их перечислили.
— А каковы ваши намерения в отношении персонажа по имени Спок? — спросил я.
Катценберг и Уайз разом повернулись к Джину, который заерзал на месте, как человек, которого поставили в неловкое положение.
— Нуууу, — сказал Родденберри, будто пытаясь защититься, — когда пятилетняя миссия была завершена, Спок вернулся на Вулкан, чтобы избавиться от всех человеческих эмоций. И в попытке достичь чистой логики, он зарабатывает вулканский аналог нервного расстройства.
Я услышал у себя в голове тихий голос:
СПОК: «Нервное расстройство»? Это какой-то древнеземной коллоквиализм? Что он означает?
НИМОЙ: Поверь мне, Спок — ты не хочешь этого знать…
Я глубоко вздохнул и ответил:
— Мне сложно сказать, какая часть зрительской аудитории будет рада увидеть Спока потерявшим здравый рассудок.
По правде говоря, у меня точно на это кишка была тонка. Это означало попирание неотъемлемого достоинства героя. А еще это значило, что Спока по-настоящему не вписали в сюжет. Одно из первых неписаных правил хорошей драмы гласит, что каждый персонаж должен служить неотъемлемой частью истории — иначе без него можно обойтись, и он должен быть убран. Возвращение Спока на Вулкан — это, конечно, было очень мило, но не имело никакого отношения к сюжету о ВиДжере (т. е. о Вояджере, поврежденном зонде с Земли, который, предположительно, связался с инопланетным зондом и обрел сверхспособности, таким образом, вызывая проблемы для наших героев).
— Это просто мысль, — заверил меня Джин, бросив быстрый взгляд на остальных двоих, и Катценберг и Уайз поспешили ему поддакнуть. — Мы можем обсудить другие, если хочешь…
В этот момент Джефф поднялся, сказал, что у него назначена еще одна встреча, и сделал знак Джину следовать за собой — что Родденберри с явным облегчением и сделал. (Собственно, мы с Джеффом ранее условились, что, если все пойдет не так, то я сяду и обсужу все отдельно с Бобом Уайзом — и сейчас я очень рад, что так и сделал).
Когда мы с мистером Уайзом остались одни, я задал несколько вопросов — верите ли вы в этот сценарий? Что вы думаете о предложенной Джином для Спока сюжетной линии?
Мне не хотелось показаться грубым или нахальным этому тихому, исполненному достоинства режиссеру, чьи работы я уважал, а он, со всей очевидностью, не хотел сказать ничего, что могло бы меня оскорбить. Так что у нас вышла неловкая, но весьма сердечная беседа.
— Над сценарием и сюжетной линией Спока еще придется немало поработать, — признал он, но, не считая этого, не то, чтоб сыпал подробностями. Мы еще немного поговорили, пока я пытался разгадать его намерения, но в итоге так и не получил никаких точных гарантий насчет того, как сценарий или история Спока могут быть улучшены.
И все же мне понравился этот приятный человек, он вызвал у меня доверие. Его манера держаться подсказывала, что он обладает внутренней целостностью. Так что, когда беседа завершилась, я честно сказал:
— Я не знаю, что делать.
— Поднимайтесь на борт! — сказал он с такой обезоруживающей искренностью, что я решил довериться интуиции.
— Ладно, — сказал я. — Так и сделаю.
Ведь, в конце концов, я вдобавок понял, что не хочу опять встретиться с реакцией публики, если бы стало объявлено, что я остался единственным дезертиром из всей изначальной команды. Я только что выстоял один шквал громов и молний с книгой «Я — не Спок» и не торопился вызывать еще один.