Я сражался в Красной Армии

Свежий, звучный тенор одного из сидящих в палатке, захватывает всех остальных. Невольно вспоминается «мирная» жизнь (какая бы она не была), огромный шумный город, родные, друзья, знакомые и еще многое другое.

«Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой,
Я хочу, чтобы слышала ты
Как тоскую в разлуке с тобой».

Грустные и, вместе с тем, близкие многим звуки мелодии, проходят в душу, невольно заставляют присутствующих подхватить слова знакомой песни и теперь певец поет на фоне маленького импровизированного хора.

Ты теперь далеко, далеко,
Между нами: леса и снега,
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага!

Пой гармоника вьюге на зло!

Заблудившее счастье зови,
Мне в холодной землянке тепло,
От твоей негасимой любви!…

Шумит в лесу зимний ветер… От его порывов, ударяющих в стенку палатки, вздрагивает робкий огонек нашего светильника. Откуда-то доносятся разрывы немецких снарядов; все молчат, думая что-то невеселое.

Глава 8 Снова в тылу

1. В колхозной деревне

Эшелон, состоящий из товарных вагонов, уносил остатки разбитой дивизии на восток.

Нас, оставшихся в живых и не раненых, было только около четырехсот человек. Свыше семи тысяч человек оставила дивизия на фронте и в полевых госпиталях за несколько дней совершенно никому ненужных, неудачных боев.

После почти трехдневного пребывания в вагоне, мы, темной февральской ночью, выгрузились на товарной станции города Калинин. Так назывался теперь один из старейших русских городов, который всюду и всегда был известен как Тверь.

Разбитый, сумрачный город; всюду следы бывших здесь боев. Проходим окраину и снова ночной, сорокакилометровый марш, по накатанному снегом шоссе Москва — Ленинград. К утру пересекаем полотно Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороги, и размещаемся в ближайших деревнях.

***

Первые же дни показали, что поведение нашей дивизии на фронте, как и многих других дивизий, кому-то не понравилось. Началась смена и перетасовка начальства. Сменяются командир дивизии и его заместитель, командиры и комиссары полков и даже командиры батальонов.

***

На место выбывших из строя, прибывает новый командный состав и, наконец, через несколько дней — младшие командиры и рядовые.

Здоровые крепкие ребята — сплошь сибиряки, они представляли импозантное зрелище. Когда пополнение пришло к нам в батальон, то одновременно, приехал и комиссар полка, который произнес небольшую, но характерную для того момента речь. Он сказал:

— Вы являетесь нашими последними крепкими резервами. Их у нас почти больше нет. Вы призваны, по существу, завершить победоносную войну и водрузить флаг Советского Союза над цитаделью германского фашизма, над Берлином. Я не сомневаюсь, что вы будете активными участниками тех последних боев, которые будут завершать войну. Трудно сказать, как сложится послевоенная международная обстановка. Надо быть готовым ко всему. Стойте же твердо и непоколебимо на защите нашей любимой родины…

Снова начались нескончаемые занятия. С утра до вечера, солдаты, зарываясь по пояс в снег, ползали, перебегали, ложились стреляли, «изучали» оружие, уставы, слушали бесконечные беседы комиссаров на самые разнообразные политические темы. Вечером, сидя у огня в колхозных избах, вспоминали свои дома, близких и родных, беседовали с хозяевами, стеснившимися до крайности из за непрошенных гостей, потом спали вповалку на полу и начинали следующий день, как две капли воды похожий на предыдущий.

2. Убийство

Трудно сказать с чего это началось. Но факт оставался фактом, что старший сержант Грузин поймал одного из солдат при «реквизиции» каких-то продуктов у крестьян. Вор был арестован и посажен на десять суток под арест. Имевшие с ним дело говорили, что он, неоднократно, грозил отомстить Грузину за учиненную «обиду».

Прошли положенные сроки, провинившийся давно был выпущен из под ареста, вся эта история, если не была совсем забыта, то, во всяком случае, потеряла свою остроту.

Роты выходили за деревню в поле для производства учебной стрельбы боевыми патронами. Солдаты роты, в которой служил Грузин, лежа в снегу, стреляли по мишеням, выставленным на другом конце поля. Сам Грузин стоял около своего отделения, поправляя стрелков, делая им необходимые указания. В трескотне выстрелов трудно было что-либо услышать и никто, конечно, не заметил одиночного ружейного выстрела, сделанного из гущи молодой поросли, росшей позади стрелявших. Никто не слыхал, но зато все увидели, как упал наповал убитый Грузин. Пуля вошла в спину, пробила сердце и вышла через грудь.