— Я убил его, — спокойно прервал охранника Фео, до боли сжав пальцы Фло. Сестра поражённо уставилась на него, но тут же отвела взгляд, устремляя его в пол. Вынести приговор, каким бы он ни был, она бы не смогла. Феодор очень хорошо знал это, выгораживая сестру. — Ворвался, увидел, убил. Что-то ещё?
Против ожиданий, на них не набросились тут же, не начали выкручивать руки, не утащили в подвал особняка, где, как прекрасно знали близнецы, располагалась пыточная камера Большого Питона.
Бенедикт хмыкнул, подмигнул застывшим охранникам и Топору.
— Ну, что я говорил? — обратился он к последнему. — Или будешь требовать доказательств?
— Буду, — хрипло отвечал мясник преступной касты, сжимая кулаки. — Кто сможет доказать, что малец победил Питона в честном поединке?
Бенедикт издевательски рассмеялся, блестнув белыми зубами, с такой недвусмысленной ухмылкой на лице, что не удержался даже старший охранник, хмыкнув в ответ. Флорика даже сейчас смогла признать, насколько обворожительным мог быть бывший капитан королевской армии: Бенедикт казался воплощением рыцарской доблести и мужской красоты — вот только то, что творилось в голове у сутенёра, она предпочитала не знать.
— Все мы прекрасно понимаем, в каком виде встретил уважаемый покойник разъярённого родственника его дражайшей пассии, — сладко пропел он, переводя взгляд с Фео на Фло и обратно. Ухмыльнулся и издевательски добавил, — честнее поединка и не придумаешь!
— Нужно созывать совет, — отозвался старший охранник, потирая подбородок. — Дело сложное.
— Ренольд, мы почти все здесь, — развёл руками Бенедикт, довольно щурясь на бледных близнецов. — Ты, я и Топор. Осталось вызвать Вилору и Карена, и всё чин чином. Вилора внизу, а Карен в случае успешно проведённого собрания не понадобится. Ни к чему беспокоить нашего вечно занятого торговца смертью. Улавливаете мысль?
Ренольд вынужден был признать правоту сутенёра. Пятеро ставленников Большого Питона следили за ночной жизнью — каждый в своей сфере, на чётко отведённой территории. Ренольд, как личный телохранитель Питона и силовик, имел вес не меньший, чем все остальные, но мнение Карена действительно значило всегда чуть больше, чем того же Топора или даже Бенедикта. Торговца дурманными порошками и зельями побаивались и презирали одновременно — и лишь Вилора-воровка относилась к Карену совершенно равнодушно. Неудивительно, что присутствия влиятельного Карена в совете не желал никто.
— Что происходит? — решилась подать голос Флорика. Происходило что-то странное, и молчать и дальше девушка уже не могла. — О чём вы говорите?
Сутенёр повернулся к ней, изображая полнейшее внимание и готовность слушать.
— Девочка моя, — по его губам скользнула знакомая скользкая ухмылка. — Видишь ли, у нас есть свои законы… некий кодекс…
— Знаю, — перебил Феодор. — Ближе к делу, Бенедикт.
— О-о-о, — протянул сутенёр, подмигивая застывшим у порога Топору со вторым охранником. — Сразу быка за рога! Прирождённый лидер! Клянусь Клеветником, этот парень мне нравится! Кроме того, совершенно ничего не знает о наших прошлых делах… — на лицах Топора и Ренольда промелькнуло одинаковое выражение полнейшего понимания и обоюдного согласия. — И избавит нас от борьбы с Кареном… — очередная многозначительная ухмылка Бенедикта, адресованная Ренольду, просто-таки лучилась самодовольством. — Ведь если всё по закону, и парень займёт священное место по всем правилам, то даже Карен не посмеет нарушить кодекс.
— Я так полагаю, — прокашлялся Ренольд, глядя на Топора, — мы все голосуем «за»?
— Клеветник с вами, — выругался палач, не сводя глаз с мёртвого тела бывшего главаря. — Бенедикт прав!
— Вот и славно, — ухмыльнулся тот, скрещивая руки на груди. — Даже если Вилора против, получается трое против двух…
Феодор не выдержал. Недомолвки и смятение были тем, чего никак не ожидал галагатский вор, идя на опрометчивое признание, и, похоже, убивать их не собирались — по крайней мере, пока — а значит, самое время проявить характер. Кроме того, ему совершенно не нравилось то, куда клонил хитрый сутенёр.
— Бенедикт! — рыкнул Фео, делая шаг вперёд. — Можешь мне объяснить, что уготовано человеку, убившему Большого Питона?
С лица бывшего рыцаря спала вечная усмешка. Бенедикт смотрел ему в глаза с той абсолютной серьёзностью, которая не оставляет места сомнению. Феодор понял, что сейчас он видит Бенедикта таким, каким он был раньше — без всего того, что кривило, искажало черты красивого лица, то и дело прорываясь наружу — и слышит от него, возможно, впервые, чистую правду.
— Такому человеку, Фео, приходится занять его место.
Феодор ещё пытался осознать услышанное, когда сутенёр усмехнулся и добавил:
— Приветствую тебя, Большой Питон.