Читаем Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола (1962–1987) полностью

Ненадолго отвлечемся от темы заимствованных выражений. Важно отметить: когда в середине интервью Уорхол отбросил правило насчет «да» и «нет», в этом обнаружилась динамика, характерная для многих бесед с ним. Такое ощущение, что в начале интервью он нервничает, а затем постепенно успокаивается[53]. За этой динамикой скрывался сильный страх публичных выступлений, которым Уорхол страдал много лет. Однокурсник Уорхола Беннард Б. Перлмен вспоминал, что в студенческие годы, когда художнику приходилось высказываться перед классом, «он неизменно произносил несколько фраз, а потом цепенел, не мог вымолвить ни слова. Нам всем становилось за него больно»[54]. Сам Уорхол без утайки рассказывал, что этот мандраж иногда лишал его дара речи. В интервью для Cavalier в 1966 году он сказал: «Я участвовал в некоторых передачах на радио и телевидении, но обычно терпел полный провал», а в другом интервью, в 1977-м, поведал: «Пару раз я был в эфире у Мерва Гриффина, но так нервничал, что не смог вставить ни слова»[55]. Чтобы победить страх, Уорхол использовал в том числе формулы типа «да» и «нет», а также другие заемные ответы.

Обнаружив вербальную формулу, оказывающую такое действие, Уорхол с удовольствием повторял ее вновь и вновь (повтор, разумеется, еще и одна из главных черт его стиля в изобразительном искусстве). К примеру, ответы «да» и «нет» встречаются в интервью (перепечатанном здесь), которое было включено в его книгу «Индекс Энди Уорхола (Книга)» (1967 год; совместный проект, сделанный в основном людьми из его окружения[56]). Кроме того, мы обнаруживаем, что при выступлениях вживую он тоже делал упор на эту формулу. Осенью 1967 года New York Post описала его выступление в Университете Дрю:

«В переполненном гимнастическом зале в Мэдисоне, штат Нью-Джерси, студенты ожидали, что Уорхол будет говорить о поп-арте и кинорежиссуре. Вместо этого Уорхол показал тридцатиминутный фильм, а на вопросы отвечал только “да” или “нет”.

“Мы оплатили приезд Энди Уорхола, но не выжали из него и двух слов”, – сказал [Томас] Макмаллен [президент студенческой ассоциации]»[57].

Вместо объяснения они получили наглядную демонстрацию: вместо разговоров о кинорежиссуре Уорхол показал фильм; а его обескураживающие «да» и «нет» были (как и в интервью 1962 года) иллюстрацией поп-арта, а не разговором о нем. В результате получился перформанс (так можно назвать и многие из его опубликованных интервью или скандальные инциденты, когда Уорхол присылал своего «двойника» Аллена Миджетта, чтобы он читал вместо него лекции[58]). Уорхол считал, что интервью (совсем как «речевое событие» в терминологии социологов) – это событие, развивающееся по правилам, которые регулируют использование речи. Но Уорхол шел еще дальше в своем сотрудничестве с медиа, превращая «речевое событие» в художественную акцию[59].

Попросив Аллена Миджетта выступить за него, Уорхол позаимствовал голливудскую традицию, которая к тому времени сделалась старинной, – обычай отправлять своего двойника на публичные выступления. Как известно, особенно часто это проделывала Грета Гарбо. Любопытно, что это не всегда держали в тайне: в 1929 году в Photoplay появился очерк об одной из дублерш Гарбо[60].

Голливудский кинобизнес, создавший феномен дублерш, породил и типичное для пятидесятых годов представление, что для киностудии актриса – не что иное, как «машина». Когда Уорхол произнес скандальную фразу – мол, хочу «быть машиной» (впервые она была опубликована в ноябрьском номере Artnews за 1963 год), он, вполне возможно, обыгрывал то обстоятельство, что Дебби Рейнольдс именовали «холодной и расчетливой машиной», а Мэрилин Монро уверяла: «Актер – не машина, как бы им ни хотелось так нас называть… Кино задумано как форма искусства, а не просто индустрия»[61]. Если вспомнить, что термины типа «машина» действительно широко использовались в прессе, мы лучше поймем, в каком смысле употреблял их сам Уорхол. Раньше подобные высказывания Уорхола (особенно утверждение, что он хочет быть машиной) часто воспринимались буквально[62].

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное