Я ставлю на любовь

В казарме было темно. Паника вырубила здравый смысл. Настя только понимала, что ее держат и за руки, и за ноги, лишив возможности пошевелиться, а чьи-то грубые руки шарят по ее телу, сжимая грудь и промежность. Не одна пара рук. Знакомое оцепенение от шока парализовало ее, и она ничего не смогла сделать, когда кто-то навалился сверху и разорвал хлопковые шортики прямо на ней. Крик заглушила полоска скотча, животный ужас сам все решил за нее. Настя билась в цепких оковах держащих ее рук, но в ее метаниях не было никакого смысла. А потом была боль. Они насиловали поочередно, мало заботясь о ее комфорте. Глаза так и не привыкли к темноте. Двое? Трое? Она даже этого не могла понять. Кошмар, от которого она сбежала совсем недавно, все-таки настиг ее здесь…

Сама Настя считала, что ее психика ушла в несознанку. Как объяснить тот факт, что она не сошла с ума в этот момент и даже не разревелась? Слушала свою боль, повторяла себе, что жива, пока ее чувствует… не понимала, откуда холодная апатия и какой-то блок в мозгах, который и не дал ей свихнуться в ту ночь. Даже не закричала, когда кто-то зажег фонарик, полоснув светом по пересохшей от долгого несмыкания век сетчатке. Разве что судорога, больше от психологического холода, прошла по телу, когда кто-то рывком сорвал скотч с ее губ.

— С крещением, малолетка, — она с трудом узнала голос Гюрзы. — Это только начало!

— Это что, мать вашу, за курево? — голос Ласки таял в ритме белого шума в ушах. От открытого окна повеяло. — За эту хрень пусть в следующий раз дрочат в туалете!

— Малявка б пятерых не выдержала. Можешь догнать прихвостней Бешеного и отстрочить им минет за ментоловые.

Гюрза выключила фонарик и шлепнула Настю по щеке.

— Ну, малолетка, ты поняла, что никто тут с тобой не шутит? Или завтра с**бешься домой, или готовься каждую ночь обслуживать ребят.

— Ты ей не забыла пояснить, что могут живой не отпустить? Терминатор помешан на неразглашении, — томно протянула Графиня.

Настя закрыла глаза, сосредоточившись на звоне в ушах, чтобы не слушать злорадные комментарии, мать вашу, своих сестер. В тот момент ей хотелось просто спросить, как они, женщины, могут так легко смотреть на ее мучения и не то что не впрячься, нет, а еще получить с того, что случилось с ней, бонус в виде сигарет. Она молчала. Молчала и не узнавала себя. Нет, бесследно изнасилование не прошло. Но сейчас сознание заточило ее боль в непроницаемые железобетонные стены. Условные и довольно шаткие, но такие необходимые, чтобы не сойти с ума. Они не рухнули даже утром, когда на рассвете прозвучала сирена, поднимая курсантов с постели.

Начался еще один день ада. Ада, который отчасти стал для Насти спасением. Она не чувствовала боли в истертом грубыми вторжениями влагалище, в утомленных мышцах и гематомах на предплечьях и запястьях. Отдалась своему животному началу, задействовав инстинкты, отключив эмоции, именно поэтому видела препятствия и с легкостью преодолевала их. Боль в боку осталась незамеченной. Она только отмечала комментарии Хаммера: километровый кросс с утяжелителями преодолен, колючая проволока — позади… даже не понимала, что все это сделала. Не пыталась вспоминать то, что произошло ночью, и искать в строю курсантов своих насильников, хоть и казалось, что все без исключения парни смотрят на нее как на кусок мяса. Лишь во время спарринга на миг очнулась от боли в почках и осознала, что это инструктор неслабо припечатал ее дубинкой. Перевела взгляд на красное от удушья лицо противника и поняла, что не слышала требований разжать удушающий захват. Отпустила, потрясенно разглядывая свои руки. В зале воцарилась напряженная тишина.

— Малолетка без царя в голове… — прошептал кто-то.

Она заслужила свое прозвище “Крейзи” в первый же день интенсивных тренировок. Странная ирония судьбы: от непосильных нагрузок ломались даже мужчины, а Настя стремилась набраться сил и смертельных умений, уже наперед зная, что однажды жестоко расправится с теми, кто подверг ее такому унижению в первую ночь на базе.

Следующей ночью все повторилось. И потом снова. Иногда ей позволяли “восстановиться”, а затем насилие продолжалось. То, что здесь нет подруг и боевого единства, Настя поняла сразу.

Она пыталась сопротивляться. В первый раз ее просто избили. Затем снова, для профилактики. К концу адской недели она с ужасом поняла, что теряет силы. Такой кошмар для психики не мог пройти бесследно. На поддержание “щита” организм тратил все ресурсы. Сперва Настя упала в пыль во время кросса, затем не смогла сфокусироваться на мишени, отправив всю обойму в “молоко”.

О да, королева улья ей сделала поблажку. Настю едва не стошнило, когда Гюрза пришла ночью и попыталась ее поцеловать. Сил выбить зубы этой богине базы у Насти не было. Но дальше банальных слюнявых поцелуев и попыток довести Настю до оргазма пальцами дело не пошло. Она просто лежала и смотрела в темноту, а интуиция услужливо нашептывала ей жизнеутверждающие мантры.