Я ставлю на любовь

— Спасибо, майор. Спасибо, что все равно согласились со мной встретиться, — Настя ласково улыбнулась, затянув пояс домашнего кимоно. — Вы и сами понимаете, попробовать стоило. Не ради того, чтобы дать вам шанс, эгоизм и собственные интересы — это не порок, — она бросила якобы случайный взгляд в сторону ноутбука, продолжая дружелюбно улыбаться ночному гостю. — Пора нам попрощаться. Еще кофе на дорожку? Погода нынче вызывает сонливость.

Что-то дрогнуло в волевом лице Никеева. Мимолетная тень, смазавшая остроту в чертах лица с каким-то проблеском растерянности в холодных глазах. Доля секунды, но Настя заметила. Волна удовлетворения прокатилась по сознанию, подкрепив тем самым разумность доводов. Никеев испугался открывающейся перспективы, понимая, что его не спасет даже время так называемого расследования.

Она не собиралась класть отчет на стол Шаха с самого утра, но Константин, похоже, поверил каждому ее слову. “Дожать. Продавить. Прямо сейчас!” — голос интуиции или воспаленного эго? На волне легкой эйфории оттого, что удар попал в цель, Настя не стала заниматься самоанализом. Подошла почти вплотную к так суетливо ерзавшему в кресле Никееву, протянула руку обманчивым выпадом, взяла кофейник и наполнила его чашку горячим эспрессо. Ей хотелось верить, что ее улыбка, вопреки ее действиям и повторно озвученной угрозе, остается ласковой и приветливой. Это не имело значения, но очень не хотелось, чтобы она напоминала хищный оскал.

— Я бы на вашем месте… наверное, уехала бы из города. У вас есть время до утра. Хотя, если Спикера или Лекса мучает бессонница, времени может совсем не остаться.

— Аня… — прохрипел Никеев, внезапно хватаясь за сердце.

Это не произвело на девушку ровным счетом никакого впечатления. Она пригубила кофе и осторожно поставила его обратно на столик. Прядь ее светлых волос задела висок Константина. Она не растерялась, когда он схватил ее за руку чуть ниже локтя ощутимой хваткой, просто выпрямилась, пытаясь сбросить его ладонь.

— Руки. Не заставляйте меня прибегать к силе.

Симуляция сердечной боли не прокатила: несмотря на натуральный испуг, у начальника охраны Шаха был нормальный цвет лица и размер зрачков. Пальцы сжались на ее руке еще сильнее, и Настя непроизвольно поморщилась от странной боли, похожей на хлопок в выемке сгиба локтя.

— Анна, остановитесь. Не надо никому ничего отправлять. Вы не понимаете, никто говорить с вами не будет… — голос Никеева дрогнул. — Они убьют и вас, и меня… это беспредельщики, Синдикат рядом с ними — палата лордов…

По позвоночнику прошла неприятная жаркая волна. Настя рванула руку из захвата. Пальцы Константина разжались, а в глазах появился лихорадочный блеск.

— Я прошу вас… давайте поговорим сначала. Не проходило ни дня, чтобы я не проклинал себя за то, что ввязался в это дело… Между двух огней… Я офицер, человек чести. Поймите… Лидер сказал, что убьет мою дочь. А перед этим пустит ее по кругу и заставит меня смотреть… я не боюсь смерти, Аня, но моя девочка ни в чем не виновата, Аня…

В голове зашумело. Настя почувствовала неладное слишком поздно. Голос Никеева отдалялся, а очертания комнаты дрогнули, размылись перед ее глазами до состояния серой пелены. “Кофе?” — мелькнула мысль, перед тем как ее рука, которую только что так отчаянно хватал мужчина, онемела. Не кофе, она держала стол и руки собеседника в поле зрения. Что-то другое…

Стало трудно дышать. Понимая, что начала отказывать нервная система, Настя вслепую кинулась на пол — пока еще слушались колени и левая рука, протянула ладонь под стол, чтобы вырвать нож-сюрикен из пут скотча… нарушение координации и потеря ориентации в пространстве дали о себе знать ту же минуту. “У него нет дочери! Я же читала досье!” — глухой стук и выстрел боли по черепу, рука схватила пустоту вместо деревянной поверхности. Шаткая опора исчезла, когда Никеев поднялся во весь рост. Настя попыталась вдохнуть полной грудью, задохнувшись от спазма, сковавшего гортань. Онемение распространялось по телу, кололо иглами острого инея затылок и позвоночник. С трудом удалось пошевелить пальцами, которые тоже стремительно холодели, словно в кровь впрыснули дозу жидкого азота.

Теплые пальцы Никеева сжались на ее подбородке, и она ощутила его дыхание — смесь ментола, табака и кофе.

— В “Обители ангелов” такому не учат, верно, крошка? — В ушах по-прежнему стоял гул, но она расслышала его слова с потрясающей ясностью. — Это стиль вуду. Камбоджа не прошла для меня даром. Достаточно одного целенаправленного нажима на определенную точку, чтобы вырубить человека меньше чем за минуту. Если в течение десяти минут не снять блок, “ужаленный иглой” останется парализованным до конца своих дней. Через двадцать минут начинают разрушаться клетки крови. Закипаешь как чайник. После начинается распад клеток гипоталамуса, но к тому времени обычно уже ничего не чувствуют…