С ним она не боится кричать. Протяжно, искренне, не задумываясь о том, как звучит ее голос, что подумают соседи, да и сам Влад. Откуда ей на пороге семнадцати лет знать, как выглядит чувственность и каким законам она подчиняется. Сейчас Настя понимает с потрясающей ясностью: никаким. Нет тех навязанных социумом рамок, когда они вместе. Нет и быть не может. Ее крик бьется о камеры стеклопакетов, которые не пустят его дальше пределов комнаты — наверное, чтобы ненароком не накрыть случайных прохожих энергией чистого вожделения. К такому точно мало кто готов.
Еще не стихли последние волны оргазма от стимуляции точки «джи», как губы Влада уже касаются ее пылающих скул успокаивающими поцелуями. Теплое дыхание ласкает ее разгоряченную кожу, оседает невесомой искрящейся пылью на дрожащих ресницах.
— Моя ненасытная девчонка! — его охрипший голос, его слова накрывают Настю теплым солнечным покрывалом.
С участившимися толчками фаллос вбирает в себя затихающую пульсацию сошедшего на нет оргазма, перед тем как лихорадочный шепот Влада переходит в протяжный стон. Насте кажется, что он каждый раз сдерживает себя, чтобы не кричать. Ей хочется попросить его отпустить этот контроль, но каждый раз она стесняется. Инстинктивно тянется вперед, потеряв восхитительное ощущение наполненности, непроизвольно вздрагивая, когда тугие струйки спермы бьют по ее коже, оседая на животе жемчужными каплями.
— Хнык! — непроизвольно жмурится, когда Влад вновь подхватывает ее на руки, открывает ногой дверь ванной, затем — душевой кабинки.
Хорошо, что он ее удерживает, потому что ступни не ощущают под ногами слегка ребристое дно. Рядом с ним левитация кажется вполне реальным законом физики. Теплая вода струится по ее все еще горящей коже, смывая следы его семени, а ладони так плавно и легко скользят по ее телу, распределяя гель для душа. Никогда его руки и губы не устанут дарить ей свое тепло.
— Ну ты куда?! — протестующий писк? О нет, это с трудом сдерживаемый рык пантеры, не желающей выпускать своего самца из когтистых объятий.
Теперь ноги ощущают твердую опору, а она с такой легкостью отвыкла чувствовать почву под ногами в его руках!
— Ты с утра ничего не ела. Я собираюсь это исправить, и не спорь, Настя!
Вода прекращает бежать, и на слегка остуженную кожу ложится приятно мягкое махровое полотенце.
— Позвони в доставку пиццы…
— Никакого фастфуда. Отправляйся смотреть телевизор и не мешай мне удивлять мою малышку бездарной кулинарией!
Влад оборачивает полотенце вокруг своих бедер. Настя так и не привыкла к его наготе, всякий раз заливается краской смущения и теряет дар речи. Он это понял еще в первый раз и старается без повода не шокировать девичью психику.
— Сама?! Но я…
— Я ведь говорил тебе, что так ты скоро с трудом сможешь ходить… но тебе все время мало!
— Мне никогда не будет тебя много.
— Настенка, будь осторожна. Ты не представляешь, какого зверя будишь во мне своими словами…
— Буду! — она прикрывается створкой кабинки и показывает ему язык.
Выражение лица Влада меняется, от восхищения вместе со счастливым умилением ноги вновь перестают чувствовать опору.
— Отшлепаю!
Перекрещенные по центру бедер полы полотенца приподнимаются. Наверное, мужчине сейчас стоит нечеловеческих усилий взять себя в руки и ретироваться до того, как будет уже слишком поздно.
Настя вытирается, повязывает полотенце поверх груди. За окном пылает жаркое закатное солнце столичного лета. За дверями кухни слышен шум электрочайника и гул блендера. Незнакомое чувство уюта и счастья вызывает непроизвольный смех, хочется танцевать, что она, кажется, и делает, разбрызгивая на обои капли воды, стекающие с коротко подстриженных волос. Подпрыгивает, приземлившись на диван, и не может отказать себе в ребяческом желании покататься по смятой постели, которая еще хранит терпкий сандаловый аромат его кожи.
А время катится к вечеру. Настя закусывает губы, непонятно кому молясь о том, чтобы сегодня телефон Влада промолчал и его загадочный босс, которого она мысленно называла “Аль Капоне”, не выдернул бойфренда на очередное задание. Хоть время таких вот отлучек пролетает быстро, сердце Насти колотится от тревоги. Той самой, которая никогда ее не одолевала во время романа с Лешкой. Даже когда того полоснули ножом, отнеслась к этому с циничным спокойствием. А при одной мысли, что кто-то такое сделает с Владом, сжимала кулаки, сердце сбивалось с ритма, а в горле пересыхало. Понимала, что он ходит по краю. Возможно, и она с ним за компанию. Но разве это способно омрачить свет абсолютного счастья?