Мы заняли столик на открытой террасе, под тростниковым навесом. Внизу, на выбеленном солнцем песке лежали, стояли, ходили отдыхающие, чьи бронзовые тела полировало жаркое калифорнийское солнце. У самого берега, на специально огороженном участке, плескались дети.
Сделав заказ, Голдсмит прервал мое рассеянное созерцание.
— Вон за той дюной, — он немного привстал, указывая рукой в восточном направлении, — тренируются серфингисты, — и без всякого перехода добавил: — Я заказал вам «Берингер», а себе — «пину коладу».
— Берингер — это вино? — спросила я, чувствуя себя не в своей тарелке.
— Одно из лучших, — коротко и авторитетно ответил Голдсмит, — нежное и хорошо освежает.
Что из себя представляет «пина колада», я, слава богу, знала — текила с ананасовым и кокосовым соками.
— Как вы думаете, Бронштейн способен на убийство? — задала я Голдсмиту вопрос, которым так докучала Дроздову.
— Я не питаю к нему симпатии, — смело начал Голдсмит, — но затрудняюсь сказать определенно. Наверное, многие в экстремальных условиях способны на отчаянный поступок. Мне кажется, Бронштейн оказался как раз в такой ситуации, — закончил он прямым намеком.
Я усмехнулась про себя и принялась за зеленый салат, приправленный сыром «пармезан» и лимонным соком. Меня еще ждала рыба под «гуакамоле» — соусом из авокадо и сока лайма.
Голдсмиту принесли «тако» — две мексиканских маисовых лепешки, одна из которых была начинена цыпленком, а другая — помидорами.
«Значит, все-таки способен… Надо бы выяснить, когда Бронштейн последний раз был в Тарасове».
— Мистер Голдсмит, — начала было я, но он прервал меня:
— Можно просто Джеймс. О\'кей?
— О\'кей, Джеймс, а теперь расскажите мне о жене Эрика, вы ведь знаете ее?
— Она живет в Джерси-Сити, Нью-Джерси, в квартире, которую купил ей Эрик.
— Как получилось, что они поженились?
— Эрик познакомился с ней в Париже в галерее Поля Вилану. Поддался ее обаянию, увидел несколько ее работ, влюбился, одним словом. Со стороны-то было виднее, что она за человек, но он никого не желал слушать. Он даже от отца скрыл, что женился, потому что Джон тоже возражал. По-моему, он до сих пор ничего не знает о женитьбе сына.
Вот почему Джон не сказал мне, что Эрик женат.
— Я разговаривала с ее сестрой в Тарасове, она поведала мне о неурядицах в семейной жизни Эрика и Натальи. Вы что-нибудь знаете об этом? — спросила я Голдсмита, глядя прямо ему в глаза.
— Эрик очень переживал за Наталью, ведь она употребляла кокаин. Я помог ему найти подходящую клинику для нее. Наталья прошла курс лечения. Но она — существо неблагодарное.
— Что вы имеете в виду?
— Наталья затаила злобу на Эрика, считая, что он специально упрятал ее в клинику, чтобы свободно заводить интрижки с женщинами. Эрик пользовался успехом у дам… — Голдсмит лукаво покосился на меня.
— Он что, действительно ей изменял? — полюбопытствовала я, хитро сощурив глаза.
— Сначала — нет, только потом, когда понял, что ошибся с ней.
— Она часто бывала в России?
— Раза два-три за все это время, я думаю, — неуверенно ответил Джеймс.
— А что вы знаете о делах Эрика, связанных с картинами и антиквариатом?
— Он как-то зарабатывал на этом, может быть, Ридли Торнтон мог бы просветить вас в этом вопросе. Он выставлял на продажу картины, которые Эрик привозил из Европы.
— Где я могу его найти?
— В Нью-Йорке, на Пятьдесят седьмой улице у него галерея, а живет он в особняке на Бикмэн-стрит.
— Где это?
— В районе Ист-Ривер, я дам вам адрес и телефон, — сказал Джеймс.
Мы уже приступили к десерту. Я поглощала замороженный йогурт, а Голдсмит заказал себе холодный лонг-айлендский чай. Я полюбопытствовала, что он собой представляет, и Голдсмит терпеливо объяснил мне, что в его состав входят джин, водка, кола и лимон.
Номер на двадцать третьем этаже «Милфорд плаза» встретил меня тем же низким потолком, бетонными перекрытиями и урезанным американским комфортом, с чем я без сожаления распрощалась сутки назад.
Мое знакомство с Калифорнией ограничилось практически десятью часами, которые я провела в Лос-Анджелесе. Конечно, было бы неплохо пару дней понежиться на солнышке, заглянуть в Палм-Спрингс, Монтеррей, проехаться побережьем по Хайвей-1 до Сан-Франциско…
Чтобы как-то компенсировать упущенную возможность получше узнать Америку, я решила доставить себе удовольствие, отправившись на Бродвей. Если вы были в Нью-Йорке и не были на Бродвее — вы ни черта не видели в Америке.
Надев пиджак от Фенди, черные в тонкую синюю полосочку брюки и прихватив небольшую замшевую сумку, я пешком отправилась на Бродвей.
Вот она, подлинная жизнь Нью-Йорка: почти вызывающее смешение красок, шумов и движений, лихорадочная суета толпы, затейливый танец световых реклам, сверкающих на всех фасадах. Глаза слепнут от смены различных цветов, барабанные перепонки разрываются от тысячи уличных криков.
Всю ночь открыты ночные клубы, дансинги и пип-шоу. В кинотеатрах идут фильмы без перерыва — «нон-стоп». Бродвей ночью головокружителен, необъятен, как космос.