Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано

Он . «Ну почему?» ( Читает почти без выражения, все время ожидая и боясь, что повторится боль)

Она . Я думаю, здесь публика будет очень добро смеяться. Публика любит, когда отлегло от сердца. (Читает, все издеваясь над текстом) «Ах, с какой собачьей преданностью вы сейчас на меня смотрите! Я хочу, чтобы вы сохранили этот взгляд до конца. Представляете, до какой беды надо довести женщину, чтобы она сама полезла в постель к первому встречному? Кстати, у вас есть жена? Она – красивая? Вы ее любили? Впрочем, это все пошлые вопросы… и мои и ваши… Иностранцу в чужой стране дают переводчика… Мы с вами мужчина и женщина. Нам переводчик нужен поболее, чем иностранцу…»

Он . «Я и сейчас ее люблю. Но она вдруг так стала похожа на свою мать. Она была совсем другая. И уж точно не была сварливая. И у нее был юмор…»

Она . «Вы хотите сказать, что вы со мною из-за отсутствия у нее чувства юмора?»

Он . «А если я вас не выпущу?»

Она . «Для этого вы слишком…»

Он . «Да, я вас выпущу».

Она . Ха-ха-ха! Здорово! Здорово выкрутился! Главное, ты написал моральную сцену… Почему-то считается моральным – писать морально об аморальном! И наоборот! Ха-ха-ха!

Он . Но ведь ничего не было. Ты сама сказала… потом!

Она . Ха-ха-ха! Знаешь, потом… когда под утро я возвращалась от него… Ну, я тебе уже рассказывала про этот грязный рассвет, когда выбежал на меня кровавый бегун… Вот тогда… после ужаса бегуна – я зашла в парадное. И вдруг увидела кошку. Это была ночная ободранная кошка, уставшая от мартовских гуляний. Я потом часто встречала ее в парадном. Я даже постепенно начала с ней разговаривать. Это было большое достижение, поверь… потому что после разговоров с кошкой я уже смогла говорить вслух сама с собой. Хожу по комнате и болтаю… «Лила»! Игра… Вот этой кошке как-то под утро я сказала… по-моему, замечательную фразу: «Когда женщина возвращается рано утром от мужчины, у нее всегда есть сознание легкого поражения». Ха-ха-ха!

Он ( беспомощно ). Послушай, но ничего не было, ты ведь сама сказала.

Она . Кстати, у тебя в пьесе эта фраза звучит интереснее… Мы уже дошли до нее. Итак, я сделала три шага вверх по лестнице мимо кошки, которой предстояло стать моей верной собеседницей, – и увидела тебя… Читай!

Он (читает). «Ты не была там?» (Почти кричит .) Но я в это верил!

Она . Ха-ха-ха… Ты в это верил?! Ха-ха-ха. Я тогда смотрела на тебя, в твои испуганные глаза. Как же я их любила… Я еще тогда не знала – у кого бывают такие глаза… Я ведь еще не встретила ловца белок в Сокольниках! Ну, читай!

Он . «Ты не была там?»

Она . Ты повторял это! Повторял!

Он . «Ты не была там?!» Я верил в это! Я верил!!!

Она . Я много думала потом об этой странной вере. Когда он вскоре взял тебя сниматься, ты в это все еще верил? Ты, который знал, что он – фашист. Который видел, как на съемках ему надо было растоптать, уничтожить, чтобы начать снимать! Потому что только ценой чужих унижений, чужой боли в нем загоралось вдохновение! Ха-ха-ха! Говорят, ты называл его Достоевским. Его – Беса из романа Достоевского! Слушай, когда ты называл его Достоевским, ты хоть вспоминал: «Ты не была там?» Ха-ха-ха! А я вспоминала. И когда валялась на клумбе, лицом в землю… мне вдруг показалось… что я опять в его комнате. И меня опять заплаканным лицом – в подушку! И я ползу… и меня догоняют, догоняют… и волочат… всюду, всюду! И я хриплю сквозь ладонь! И я лежала на клумбе и кричала: «Остановите Землю, я хочу слезть». Ха-ха-ха… (Вопит) «Остановите Землю, я хочу слезть!» И поверишь: вдруг головки цветов превратились в кисти… И я поняла, что это – Художник! И я крикнула: «Витя! Художник!» Но, к сожалению, это был тысячеклятый директор театра! Ха-ха-ха!

Он (хрипло). Больно!..

Она . Нет, там другая реплика… Читай ее… И терпи. (Шепчет) Уже… уже совсем скоро. Скоро-скоро!

Он (читает). «Ты не была там!»…

Она . «Она молчит»… Заметь, она молчит.

Он . «Я жду тебя полночи… Боже, мы дрались… В этом было что-то нечеловеческое».